Сибирские огни, 1925, № 6

по-таежному размалеванных: был Никола лохматый, плешивый таежник в дохе и даже в рукавице на левой руке. Этот бревенчатый сруб в бывалые годы раза три в зиму оживал золоты- ми огоньками, отогревался мужичьим духом и большой железкой печкой, на- полнялся волнами плохого ладанного дыма и терпким запахом жженного ве- реску. В эти дни сверху наезжал поп. Бабы разогревали сруб, скребли, мыли. Иной раз навезут пихтачу, усте- лют пахучими ветками неравный пол. Пойдет беседа с господом-богом:, а по- том гулянка: дня на три. В этот год попа к благовещенью не ждали. Старый поп из ближнего при- хода (а ближний приход за сто верст) еще перед рождеством представился. Новых попов перестали слать из Якутска с самого того времени, как двину- лась с места Русь, а за нею, слышно было, и Сибирь. Службы не бывало. А вместо велелепноло! богослужения в прошедшее рождества угомоздился у престола кривоногий Парамон Степаныч, бывший трапезником в волостном селе (где церковь, где приход) и понимавший мало- мало обиход с господом-богом. Парамон Степаныч и в благовещенье прицеливался переговоры с бо-гом от всего Варнацка вести. Но за три дня до праздника, когда бабы отапливали сруб и таскали туда воду для мытья полов, проходил мимо поручик, заинте- ресовался: — Это что-же, богослуженье предстоит? — Да! ради праздничка! — И священник приедет?—оживленно спросил Канабеевсккн. —- Нет. 'Священника не будет. Парамон Степаныч тут у нас есть, ма- стак. Он заместо священника... Поручик вошел в сруб, поглядел, повертелся деловито возле икон. Выходя оттуда, он сказал бабам: — Пошлите ко мне этогб вашего Парамона Степаныча. Немедленно! Ушел Канабеевский к себе домой степенно, над чем-то задумавшись. Был задумчив у себя в избе. Порылся в сумках, досадливо покачал го- ловою: не нашел, видно, того, что искал. Парамон Степаныч пришел скоро. Влез он в избу, широко расставив копи, прошел к поручику и, ухмыляясь широким ртом, басом сказал: — Зравствуй-ка! Звать бабам приказывал?.. Вот он-я!.. — Ты—Парамон? Это ты тут вместо священника орудуешь? — Я,—ухмыльнулся Парамон Степаныч.—Мало учен, а то и совсем бы хорошо!.. — Ты думаешь, что это хорошо?—.нахмурился Канабеевский.—На- прасно!.. Вот ты такой—неграмотный, грязный, да поди еще и пьяница—а ле- зешь богослуженье совершать!.. Это—хамство! Понимаешь, хамство!.. Парамон Степацыч несколько раз мигнул оторопело, переступил тяже- ло с ноги на ногу и вздохнул. Поручик прошелся по комнате, отшвырнул подвернувшуюся под ноги табуретку и круто остановился перед Парамоном Степанычем. — Ну, как же ты молишься? Как же ты смеешь вместо священника к !лтарю лезть? — Я как молюсь?—вздохнул Парамон Степанович, — обнакновенно как—кои молитвы г тропари там. А главное—апостол. К апостолу голос у меня способный. Покойный отец Василий всегда хвалил... Я ведь с отца Василия и стал молитву править...