Сибирские огни, 1925, № 6

Ту—последнюю лисью шкуру, о которой был у Селифана отдельный, глаз-на-глаз, разговор с Уочаном. Канабеевский взял ее обеими руками, встряхнул—и> ему показалось, что с трепетной черной волны сыпнулись серебряные искры. Взволнованно прижал к себе поручик эту шкурку и сам себе, невзна- чай, громко сказал: — Как шикарно! Чорт возьми!.. Потом опустил ее на колени, прижал ладони к мягкому, холоянованему v exy (и утонули они сладостно в нем)—и замечтался- Замечтался поручик Канабеевский о далеком и близком... О мечтах поручика КанабеевскЮго, Вячеслава Петровича, собственно, и Зудет эта глава, О будущем и о том, что было, мечтать стал поручик Канабеевский. О будущем—раньше всего. Под пальцами мягко гнулись пушинки меха. Мех этот взвивался вверх, нежно и бережно ложился на чью-то обнаженную шею, на женскую обнажен- ную спину. По вздрагивающей ости его неуловимо, неудержимо' разливался яркий электрический свет. Бриллиантовыми! искорками щедро теплилась дви- гающаяся, волнующаяся поверхность меха. Бриллианты 1 сверкали вокруг него: в ушах, на шее, на груди. Бриллиантовыми всплесками—яркими и мгновенны- ми—рассыпался женский смех. И музыка и музыка... И запахи—тонкие, утон- ченные, волнующие, возбуждающие... ...С океана, со снежных просторов,—только бьг дождаться людей от Войло-шникова,—путь лежит к открытым, вяльным-привольным странам. Пусть другие мерзнут в тундрах, обжигаются свистящим вьюжливым, пурго- вым ветром!-—где-то там есть же заслуженный отдых. Электричество, гудя- щие трамваи, сумасшедшие улицы, движение, гул и грохот. И женщины, жен- щины... Нужны деньги, много- денег. Там, где Войлошниксв, должны быть еньги. И лотом—пальцы Канабеевского цепко грузнут в мягком мехе—: SOT деньги, вот путь к веселой, чистой, безопасной, спокойной жизни... Пусть другие изнывают в тяжести, в, позоре (да, да, позоре!) отступле- ния! Он сделал свое, он отдал ровно столько, сколько стоили и стоят эти пыш- ные, звонкие идеи—о-н отдал ровно столько- сил, сколько -мог и хотел. Те- перь—в широкий мир!.. Армия может требовать, от него службы, но позволь- те теперь культурную обстановку! Пожалуйте человеческие условия, уют, культуру!.. Пальцы тонут в шелковинках меха. Пальцы- вздрагивают от возбуж- дения. Штабс-капитан Войлошников, командующий армией, штаб и обер-о церы—они, наверное, все теперь на отдыхе и, играючи в чистых кабинетах, пи- шут приказы, рассматривают карты, по картам следят за судьбой страны, за судьбой войны, этой нелепой, затянувшейся внутренней войны, которую нужно бы. вовсе называть усмирением бунта. Они отдыхают. Вокруг них весело, светло, шумно. Женщины, женщины. Благоухающие, сверкающие белизною открытых плеч женщины... Поручик отрывается от мечтаний, бросает на стол меха, потягивается... —- О, чорт возьми!..—вздыхает он... 16. Через неделю, вслед за Уочаном, вышел в Варнацк верхиетундринсхий Тыркул. Вместе с ним на его трех упряжках пришли парнишка его и баб,:.