Сибирские огни, 1925, № 6

разве резон это?.. Мы оружьем живы, у нас, коли есть турка али бердана— значит, и сыты... —. Хлопочи, Селифан! Ты обчеству человек свой, должен в понятие войти!. — Уж будь добр, Селифан Петрович!.. Селифан тогда жарко налился гордостью, еознесся. Покуражился над мужиками. Помямлил, пожевал непривычные слова (этак, помнит он, исправ- ник важность свою высказывал), нос задрал: — Такая инструкция и притом резолюция мне: принять от населения огнестрельное оружие и всякие там взрывчатые берданы и винтовки... Против инструкции ходу мне нет. Но как я сам варнацкий житель и желаю, штобы вы мною ублаготворены были, сунусь я на решение к господину командиру... Сунувшись к Войлошникову и резонно- поговорив с ним, Селифан до- бился отмены распоряжения. Но тут же и устроил себе новое дело: завел во- оруженную силу. Болталась по Варнацку бездомовщина—некудышные мужики и парни, плохие охотники, сами за зверем, за пушниной не ходившие, а все больше возле тунгусов околачквилиеся: по варнацкому, нохачившие, в пай к тунгу- сам без всяких затрат влезавшие. Бродили они сонные, бездельные по Вар- нацку от одного праздника к другому, от Николы зимнего до Сретенья, от Покрова до Петрова дня. В эти праздники выходили к Варнацку охотники. Звон над крышами от гулянок стоял, гульбище, торжище, разбой. Орудовали тогда ребята, пользовались, чем могли. Набирали от тунгусов подарков, про- пивали их—и увядали до нового гульбища, дб нового праздника. Набрал таких мужиков Селифан, справил им вооружение, себе подчинил. И создал свою армию, свсю полицию: шесть забулдыг под ружье поставил. Шесть лодырей с ружьями за плечами каждое утро сходились к избе Селифана, который жил у старухи-бобылки. Они обтаптывались, обтряхива- лись у порога, вваливались в куть, простуженно кашляли, сморкались и ле- ниво спрашивали: — Каки твои, Селифан Петрошч, распоряженья будут? Селифан Петрович важничал, кедлил с ответом. Старался показать, что занят и, выдержав так, истомив свою армию, давал, наконец, им наряд на день. Бродили вооруженные по Варнацку, дежурили возле избы, где томился бездельною тоскою поручик, заходили отогреваться к соседям, попадали в обеденное время—садились вместе с хозяевами за стол, болтались возле баб. А Селифаново сердце согревалось радостью: он вкушал сознание власти... 13. Поручик валялся на постели, выбегал ненадолго на мороз, писал. Но писать уже надоело: не горазд был Канабеевский умствовать, фантазиро- вать и вести беседу с самим собою. Скоро исписанная стопка беспризорно ва- лялась на шатком столике под божничкой и пыль оседала на ней тонким на- летом. Селифан приходил, почтительно останавливался у порога и вожделенно глядел издали на исписанные листки. Однажды он не выдержал. —• Ваше благородье!—заминаясь сказал он. — Ежели бы теперь при- казец какой!.. — Чего' тебе? — колыхнулся вяло на постели поручик.— Еще что придумал?..