Сибирские огни, 1925, № 6

что и меня от выезду здесь удержало. Третий день стараимся бнуЮ уту- шить, славо Богу, что рано захватили. Большая же часть в оставших здесь ротах состоит из поляков, которых и командировать надежды нет, а больше от них вреда ожидать, как уж и в самом Оренбурге открылось». Любопытно отметить, что во многих документах всякое проявление тех или иных признаков бунта сравнивается с искрой, от которой может •произойти пожар. Особенно к таким образно-поэтическим сравнениям и выражениям проявлял склонность упомянутый губернатор Чичерин. В другом своем секретном письме Чичерин тому-же Скалону сооб- щает, что из Томска в Тобольск им выписан батальон солдат, и моти- вирует, что это сделано им «для подкрепления Тобольска, окруженного все людьми, присланными из России за вины, от коих и бес (без) таво бедственных обстоятельств в таперешнее время ожидать надобно»... и что «на незапной случай» надо быть готовыми. Как мы увидим ниже, правитель всей Сибири не останавливался ни пред какими мерами жестокости, сплошь и рядом доходившей до бесче- ловечности, чтобы лишь «пресечь и истребить сию злую искру». О настроении среди сибирских инородцев лучше всего свидетель- ствует рапорт Петропавловского коменданта, бригадира Сумарокова, от 16 декабря 1773. Между прочим, он пишет: «Состоящие по Оренбурской линии баш- кирцы все генерально збунтовались и от состоящих по Тобольском, Ишимской и Татарской дистанциям их одноземцев остерегатца должно таковой же опасности». Приведенные справки говорят сами за себя, и мы можем безошибоч- но установить тот факт, что общее настроение народных масс представ- ляло из себя действительно взрывчатый материал, для которого всякая «злая искра» была весьма опасна. Последующий ход событий наглядно показывает, что правитель Сиби- ри в своих опасениях и предположениях не ошибался, и, как это ни странно, но именно с Тобольска и началась «вредная зараза», перешед- шая затем в своем роде эпидемию,—и столице «Сибири» пришлось сыграть роль очага народного брожения. II. Появление первых самозванцев в Сибири. Вот пред нами документ, который, ввиду его большой важности и ценности, мы считаем необходимым привести дословно. Это—объявле- ние сибирского губернатора Чичерина и гласит оно следующее: Первое. «Появившийся в Астраханской губернии преступник и злодей, бежав- ший из Нерчинска, с каторги, бывший разбойнический атаман, пойманный посылан- ною из Тобольска военною командою в Верхотурье. Григорий Рябов, злодейский яд - свой распространяя в те места, наименовал себя императором Петром Третьим, начал собирать партию таковых же злодеев; однако-ж тамо верноподданными Ея Император- ского Величества, не имея никаких военных команд во употребление, собственно сами собою крестьяне, как того злодея, так и сообщников его поймав, представили команде, за что они отменно высочайшею милостью и награждены; из которых озна- ченный злодей отправлен в Москву, а сообщники его: расстрига Никифор Григорьев, донские казаки Степан Певчев, Иван Серединкин. которые хотя и заслужили за их преступление смертную казнь, но Ея Императорское Величество из высочайшего сво- его материнского милосердия изволила от того их освободить, уповая, что они при- ' идут в раскаяние. Но напротив того, они—распопа Григорьев. Певчев и Серединкин, не только в раскаяние не пришли, а услыша, будучи уже ведены, что вместо их са- мозванца Рябова явился в Оренбургской губернии таковоЛ-жг злодей, бывший дон- ской казак Емельяч Пугачев, который так же, как и прежний, называя себя Лет- „Сибирские огви" Л «. 1925 Г ».