Сибирские огни, 1925, № 6

двигающимися ножами. Недальновидный Николай, прибыл в назначенное вре мя в карете на арабских лошадях к зданию Сената и, выскочив из экипажа, скрылся за первой дверью. Но брат его, Константин, следил за ним и, ничуть не медля, прискакал спасать Николая. Спросив первого часового—проходил ли брат, затем у вторых дверей второго часового, и, получив отрицательные ответы, срубил им головы и достиг до третьего часового у дверей в зал Сена та. На вопрос о брате часовой взглядом дал понять Константину, что Николай прошел в зал. Ворвавшись в зал Сената, Константин увидел стоящего на коле- нях царя, который умолял заговорщиков пощадить его. Выхватив шашку и пи- столет, Константин всех разогнал и спас Николая, назвав его при этом дура- ком за то, что* тот в «непоказанное время» доверился прибыть в Сенат. Изложенное предание -ничего не говорит о военном бунте, вспыхнув- шем в нескольких столичных гвардейских полках и флотских экипажах, а декабрьское восстание сводит к простому заговору в бюрократических вер- хах. Если искать исторических аналогий, то такой заговор в действительно- сти существовал, но совсем не в стенах Сената. Собравшиеся однажды члены Государственного Совета, при замешательстве по случаю отречения Констан- тина, пригласили к себе великого князя Николая для переговоров, но он не явился в заседание Совета, а наоборот—потребовал их к себе во дворец, и они, немного пофрондировав сначала, повиновались и пошли во дворец, где разыграли пошлую слезливую комедию с лобызанием рук и излиянием верно- подданнических чувств. Легенда рисует Николая как будто недальновидны» человеком и чуть ли не трусом; Константин в противоположность ему пред- ставлен смелым и решительным, спасающим брата. Необходимо отметить во- обще, что во всех трех предлагаемых вариантах записанной «(ною легенды Константин изображается в более благожелательном свете, чем Николай. Как слабый намек' на военный бунт, легенда, между прочим, указывает на участие в заговоре солдат (часовых). Курагинские старожилы приписывают авторство этого сказания декабристу Тютчеву и добавляют, что он любил петь какую-то песню о заговоре, которую сам сложил. Такая песня суще- ствует, она давно странствует по всей Сибири и даже известна в Европейской России, где, быть может, ш а и была сложена, но автор ее, конечно, не Тют - чев, а народная масса, которая ее создала, придав ей наивную своеобразную форму со всеми присущими народной песне анахронизмами и особенностями языка. Тютчев, как известно, .обладал прекрасным голосом и любил петь на родные песни. Нет ничего удивительного, что он мог спеты эту народную пес ню в деревне и сказать, что она сложена про них, декабристов, а молва при- писала потом авторство ему. Вот эта песня, записанная мною несколько лет тому назад в с. Батени, Минусинского уезда, на берегу Енисея: «В непоказчнное время Царя требуют в Сенат. Царь наш белый православный Он не долго собирался, Отправлялся во Сенат. На ямских он собирался. Свому брату наказал, Штоб за ним погоню гнал. Доезжат князь до Сенату, Часовым честь воздает. — Вздравствуйте, робята, Сенаторски сторожа! Не видали ли, робята, Не прошел ли сюды царь? Они друг на друга поглядели