Сибирские огни, 1925, № 6

шево было, слушает скудные, нищенские варнацкие новости, брюзжит, ка- призничает. — Чорт знает, какая дыра!.. —• Да уж, конечно-, место глухое,—соглашался Потапов.—Не с привыч- ки очень даже худо... — Ты придумывай что-нибудь!—сердится поручик. —Ты здешний. Ты можешь придумать что-нибудь, чтоб время незаметней шло... — Да что придумаешь?—чешет затылок Потапов.—Кабы лето, по Ле- не пароход пришел бы. На пароходе «весело. Машина! Баржу с товаром воло- кет.. А то паузки вот еще поплывут—шибко тогда весело! Только денег при- пасай... — Пошел ты к чертям с пароходом своим!—сердится Канабеевский.— Летом: меня здесь не будет. Летом, я, брат, с главной армией соединюсь, в об- ществе порядочном буду... Поручик плюхался на лежанку, плевал, фыркал. Поручик капризничал, как дитя. А Потапсв стоял, смотрел, слушал. В хитрых глазах таил темный огонь—и сочувственно вздыхал. Дни ворочались тяжело, ползли медленно. Поручик Канабеевский успел уже побывать на вечорке, где переполо- шил, смутил девах и легким холодком обвеял парней. Поручик Канабеевский уже хорошо, и даже очень хорошо, познакомился с некоторыми девахами. Уже Устинья Николаевна, попрежнему угодливая, гостеприимная и лас- ковая, вскользь как-то попеняла поручику: — Девки—они дуры!.. Какая в них сладость—худущие, прямо шкелеты!.. Но дни не.ускоряли своего медленного течения, дни были, как тяжелые, неповоротные камни. Тогда поручик Канабеевский, чтоб уйти от действительности, стал оку- наться в прошлое. Стал будить в себе воспоминания. (Еслиб память у Вячеслава Петровича Канабеевского покрепче была, много интересного пришло бы ему на ум, воскрешенное в этих воспоминаниях теперь здесь, в замерзшем, льдами и снегами окованном Варнацке. Путь ве- ликий от Омска через реки сибирские, по взорванным мостам, через ощети- нившиеся тайгою и партизанщиной хребты, сквозь полусожженные враждеб- ные города и дереини. Путь отступления вспомнил бы поручик Канабеевский, еслиб была у него память покрепче, поясней. Но Канабеевскому скучно было, его давила тоска, Канабеевский еще в гимназии любил пофантазировать о сладком, о воздушном, о возвышенном помечтать. И стал он теперь будить и себе воспоминания о том, что было до этого похода, до великого пути сквозь полусожженные деревни, через разрушенные мосты). О своей любви стал еспоминать поручик Канабеевский. 10. Любовы поручика Канабеевского прямого отношения к рассказу не имеет. Какое автору дело до того, что где-то в приволжских равнинах были (и, может быть, есть) сероглазая девушка с тяжелой льняной косой, медли- тельная, улыбчивая, светлая? И еще^тоит ли рассказывать о том, что когда-то поручик Канабеевский (и вовсе не поручик, а только что швырнувший после выпускных экзаменов гимназические учебники вольный человек!), целовал прячущиеся лукавые губы и шептал сладкий и милый, незапоминающийся вздор в маленькое ухо?—Ведь после этого были: самарские кабаки, екатерин- бургские кабарэ, омские шантаны; крашенные (как кровоточащая срамная