Сибирские огни, 1924, № 2

Сам по себе, I. Конечно, я только тебе и могу рассказывать так, как я расска­ зываю. В сущности, с тобою-то я мог бы быть даже еще более откровен­ ным, если-б ты был поближе. И, несомненно, я так и сделаю потом, когда мы встретимся. Теперь же я имею в виду передать тебе лишь только эти три события: почему я не донес и почему я донес. И—почему я совсем не стал доносить после этого. И. Я тридцать раз мог убежать, но я остался. Сам остался. Конечно, я не знал, что сделают со мною красные, когда при­ дут. Может быть даже и повесят. Чорт их знает, в самом деле: удиви­ тельного тут совсем даже немножечко. Но я рассуждал: если повесят, то по отношению ко мне это бу­ дет совсем даже глупо с их стороны. А отсюда я делал вывод: если-б глупость вообще была им свой­ ственна, то они ни в коем случае не смогли бы победить в тех тяже­ лых условиях, в коих победили. И я остался: была ни-была! Но свою бойкую продувную мамашу я подвез все-таки к стан­ ции. Сунул два чемодана извозчику и, когда мы подбежали с ними к красному вагончику, сказал: — Лезь! Ударило два звонка. — Нельзя! Куда-куда! Нельзя, еще и с вещами! —закричали мне разоренные белопогонники. —И так полно, дохнуть негде! — Мамаша, — спокойно сказал я,—извинитесь, вот, перед госпо­ дином полковником. И поезжайте, дружок. Ударило три звонка. — И помните: не так прост ваш Петрован, чтобы он зачем то умер в то время, когда хочет жить. — Петенька! —сказала мать, скривив лицо и разинув рот узкой щелью. Больше она ничего не могла сказать.