Сибирские огни, 1924, № 2

— Что ты, князь,—замахал руками Ферапонтыч,—да рази можно Давай все тебе прочту, как написано, все от первой до последней! буковки. — Ты мне не читай и не морочь голову, я знаю, ты мне мало-ли что можешь Прочитать, а вот лучше трижды побожись и перекрестись на святые образа! Ферапонтыч с оскорбленным видом подошел к образам: — Пусть накажет меня бог и пресвятая богородица, и святые угодники, и•••• — Ты покороче,—бросил воевода,—уже спать пора. — Ангелы небесные, и все силы небесные,—монотонно читал, как молитву, Ферапонтыч,—и архангелы и серафимы... — Аминь,—рявкнул с просонок отец Савва,—паки, паки миром!.. Отец Савва умолк, а Ферапонтыч, повысив голос, говорил: — И вся честная православная церковь, если я чего-либо злого умыслил в бумаге противо боярина князя Давыдова, если я написал, что он вор и казнокрад и чинит все дела воеводские не по совести. — Ферапонтыч,—крикнул воевода,—сказано тебе—спать пора, кля­ нись короче. Перекрестись три раза, ну, крестись. Не умыслил и ладно, а если что, то сдеру твою поганую шкуру. Ферапонтыч покосился на воеводу и отошел от образов. Воевода достал из кожаной сумки желтый воск и печать. —Прилаживый,—приказал он, отдавая печать и воск Ферапонтычу. — Батя, а батя,—тормошил воевода отца Савву,—будет дрыхнуть, вставай и проваливай, приказ уже написали. Отец Савва открыл глаза, тупо посмотрел на воеводу и вновь заснул мертвым сном. — Теперь все в исправности,—проговорил Ферапонтыч, подавая грамоту с привешенной к ней печатью.—Только надо зашить“. —Ну, смотри, Ферапонтыч,—грех будет!—погрозил, воевода, прини­ мая бумагу.—Отче, вставай,—пытался в свою очередь разбудить Савву Ферапонтыч. — Пусть его спит, только ночью опять свалится с лавки,—оста­ новил его воевода. Ферапонтыч, отвесив низкий поклон, ушел. Воевода наскоро разделся, потушил сальники, не кончив вечер­ ней молитвы,залез на полати. Ночью он слышал шум в избе. — „Отец валится на пол,—сонно мелькнуло у него в голове.—Гово­ рил“—мысль оборвалась и перепрыгнула на что то другое, а отец Савва, широко выпучив глаза, сидел на полу и испуганным шопотом читал:“ Яко тает воск от лица огня“. Ему снилось, что черти повергли его с Кавского елбана в реку. Ночью Понька стоял на карауле—в дозоре у Теплой реки. Ночь была темная и холодная, рано с вечера пала большая роса, к первым петухам поднялся ветер и молчаливый лес зашумел осо­ бенно: как-то жутко и страшно. Откуда-то взялись ночные шорохи и стуки, днем их не было слышно, они не пугали людей, а теперь—там в темноте, как отго­ лоски таинственной души великого леса, переговаривались на не­ понятном языке, гуляли по молчаливым полянам, подходили к Теп­