Сибирские огни, 1924, № 2

— Што?—недружелюбно и громко переспросил тот. Меня это взбесило. Скажи пожалуйста: слышит и не желает ответить. Еще не спросишь-ли: „Вам зачем?“—Не тебе, братец, знать об этом... Распустили сопляков. И я отчеканил громко и внушительно, готовый разразиться криками: — Я... спрашиваю... как фамилия Пред-губ-чека?.. И он сдал. — Товарищ Крутов, —сказал он. То-то, —подумал я, внушительно передвигая по ремню свой браунинг. В комнате № 1 я пред'явил свой партбилет и, сообщив, что я партизан почугаевского фронта и сотрудник Учекй, рассказал в чем дело. Предгубчека тов. Крутов внимательно выслушал меня. Но ни­ чего не записал, не сверил с записанным. Он только выслушал. И сказал: — Только и всего? Как „только и всего?“... Я так и знал, что у него найдутся тут защитники. Прикрывагели. Он сумеет покумиться, чтоб спрятать у кума свой хвост и голову. Но я знал, как надо держаться и разговаривать, чтобы иметь успех. И я спросил: — Если вы это уже знаете, то что-же вы намерены предпри­ нять, тов. Крутов?.. Я спрашиваю вас, как члена Российской Комму­ нистической Партии, в которой сам состою... Крутов хотел сказать мне что-то, но я перебил его: -—...Спрашиваю, как товарища. Понимаете? Принципиально. В общих чертах вы обязаны мне сказать, уберете вы его куда нужно или не уберете? Крутов озлился. — Во-первых, не обязан, и вы не орите,—сдержанно сказал мне он, —во-вторых, Кронин не полковник, а врач и, в-третьих... подтверждающие документы у вас есть какие-нибудь? — Нет. — Так чего же вам надо, я вас спрашиваю? Сообщили и—ухо­ дите. Не мешайте работать. — Понима-аю—сказал я, едва сдерживая ярость.—Очень даже понимаю. Нно.... Рреволюция... Рреволлюция, которой я служу... с боль­ шой буквы! Понимаете? Она выше ваших мелких кумовских привязан­ ностей к этому контр-революционеру! К этому... подлецу! И потому... и потому... я буду жаловаться на вас моему приятелю, члену Рев­ военсовета Республики! Я видел, что Крутов уже дошел до красного каления. Что-ж, пусть дойдет до белого. Города так, ведь, и берут. Этим каши не испортишь. Разве это не доказательство того, что я ревниво охраняю завоевания революции? За это, ведь, в подвал не садят... Крутов встал, поискал языком слюны и сказал со свистом: — Жалуйтесь, пишите, но... убирайтесь к чертям сейчас же. Я уж решил, что дальше не стоит заходить. Я уж совсем решил уйти, как вдруг маленький человек из соседней комнаты, который давно уже стоял в открытых дверях с той стороны, чтобы послушать, о чем таком мы кричали так громко, и который давно уже порывался