Сибирские огни, 1924, № 2

„И осталось это чудное свидание в памяти, как воспоминание 0 каком-то счастье, глупом и далеком“. ...„Сковырнуть коростку. Сковырнуть коростку“... —...Как там? Да, Верморель... Ферре... А первый? Варлен. Варлен (дай, бог, памяти) Варлен... Какие трудные для памяти имена. Все за­ бываю......Труп повергнут во прах, но мысль непобедима“. Это запом­ нить и сказать. Обязательно... „Никому не забыть этих славных имен“. Эге! Это тоже, тоже надо вставить где-нибудь. И сказать с жаром, с ударением. . Да. Высшая любовь... Сильнее смерти... Верморель... Делеклюз... Ужасно трудно запомнить... Тьер... Неблагодарнейший и труднейший это труд—быть пслитдокладчиком. Гораздо лучше было бы по продовольствию... Ферре... Верморель... Дай только в люди выбраться, а там... отделаюсь от лекций и докладов. И очень просто это: не могу, заика, мол, иль что там... Был бы язык, найдется, чем отговориться. XXI. В апреле мне дали командировку и я поехал. 400 верст... Так как мосты поломаны и Паровозов совсем мало, то мы... проедем 4 дня. Ну что-ж. И это хорошо. Но мы проехали неделю. Кой-кто жаловался, что поезд тащится убийственно медленно, стоит невозможно долго, но—не я. Я был весел, доволен и беспечен, как теленок, у которого все благополучно. И потому я почти-что и не заметил даже, как мы приехали. У меня бы!пи довольно-таки важные поручения и я провозился с ними два дня. И вот—мне можно уже ехать. Мне нужно обратно ехать. Я порядочно побегал, заглянул во многие учреждения, в кои мне и не надо было заглядывать. И везде мне говорили: „Нет, такого нет у нас. Не служил, как будто, и теперь не служит. Кронин, говорите? Что-то и не знаем мы такого даже“... Я, буквально, взвыл с досады. Стоило мне, в самом деле, семь верст киселя хлебать. Нечего сказать—удовольствие при теперешних обстоятельствах. А тут еще от тифа сдохнешь. Заразишься. И меня даже затошнило немножечко, когда я представил себе четырехсот верстный обратный путь. Немножко скрасила положение одна маленькая удача: я встретил Федора Бичевина, того самого Бичевина, с которым сидел за одной партой в 913 году. Пять лет не видались. Он очень мне обрадовался, когда узнал, что я—красный парти­ зан с 918 года и член Российской Коммунистической Партии (боль­ шевиков). Он тоже коммунист с 917-го, немножко пишет в газетках. Служит в Губпарткоме. — Очень рад,—сказал он мне.—А, ведь, я о вас совершенно другое имел раньше представление. Не думал даже, что вы по этой дороге направитесь. Весьма рад за вас, товарищ. И с чувством пожал мне руку.