Сибирские огни, 1924, № 2
При таких условиях нельзя было делать что-нубудь. Я лег и завернулся одеялом. ...Да. Все пропало. Не развалинах, Петенька, приходится сочи нять тебе твою новую жизнь... И—эта девушка. Близок локоть, да не укусишь. Да и близок-ли? Четыреста верст, дружок! Так вот, с бухты- барахты, туда, ведь, не поедешь. Да и поедешь, так что толку? Вот потому-то и сказал Пушкин: „Кто устоит против разлуки?“ И я отве чаю: против разлуки никт© не устоит. И—даже ты, Верочка. Ххх! Я уверен, что через ме;яц ты даже выскочишь там за кого-нибудь. Права Екатерина Ивановна: влюбляются не в половинку, а в того, кто близко. В кого м о ж н о влюбиться. Я остальное—пело воображе ния. Очень просто это устроено. Есть потребность любить, а кругом— никого, кроме коровы. Ну, и в корову влюбишься. Уверяю тебя! По тому что гы—прыщик. И живут в тебе одни потребности. И им одним подчиняются твои руки, голова, твой мозг. Вот тебе соль мудрости. Вот когда ты и сем кой до чего додумался... И когда я додумался до этого, мне как будто бы легче стало. И я уснул. XX. С того времени прошло уж что-то около месяца. Так как (с 1-го марта еще) я кандидат в члены Р.К.П., мне при дется делать завтра доклад на митинге в 1-й и во 11-й ротах карауль ного батальона. Я должен поддержать марку и не ударить лицом в грязь. Живу я в казармах военного городка и, как военспец, занимаю отдельную комнатку. Я сижу в ней, наскоро глотаю холодный чай из кружки и читаю о Парижской коммуне. О ней я и делаю доклад. ...Тьер... Варлен... Делеклюз... Так. Я это надо записать,—сказал я сам себе. Из-под стопки брошюрок, взятых из центропечати, я выдернул свой дневничек и старательно внес туда свое прячущееся личное, 17-ое марта 1920 года. „Славная вещь этот самый фибрин. Ты нечаянно наносишь себе рану: балуешься, стругаешь что-нибудь острым сапожным ножиком и разрезаешь где-нибудь свое мясо. Ях, как хлюпает кровь. Тебе жаль ее: ведь она—это ты. И ты преградил ей доступ наружу своим пальцем. Ты считал, что одна надежда—твой палец, без него ты истек-бы кровью. Но ты забыл, глупый, что в этой же крови есть фибрин. И, вот, этот самый фибрин тонкими паутинками закупорил ранку. Ты увидел эту пробочку утром, когда проснулся. И ты сказал: „Ях, уже короста! Как скоро“. И ты начал водить вокруг пальцем: кругом и под коростою так приятно зудится. И ты, неискренний че ловек, жаловавшийся на рану, уже доволен, что баловался и поре зался. Мало того, ты так неосторожно поцарапываешь вокруг коро- стки, что тебе явно хочется сковырнуть эту коростку, растравить рану. „Да, в том то и дело! В том-то и дело, что мне хочется растра вить рану. Мне хочется сковырнуть коростку.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2