Сибирские огни, 1924, № 2

Критика и Библиография. I. М. Горький. Мои У н и в е р с и т е т ы . В о с п о м и н а н и я . Полное собрание со­ чинений. Издательство „Книга“. Берлин, 1923 г. Тот огромный—в три десятилетия—срок, отделяющий современность от тех лет, когда такой задорной и неожиданной, яр­ кой и смелой казалась романтическая апология „босячеству“, впервые провоз­ глашенная Горьким,—этот длинный и тра­ гический путь не мог не отразиться на наших восприятиях Горького Перечиты­ вая его теперь, уже с трудом восстанав­ ливаешь те волнующие и противоречи­ вые чувства, какие прежде возбуждали его ранние вещи. Горький, взятый в социально-историче­ ской перспективе, приобретет, и как ху­ дожник, ту значительность, размеры ко­ торой, заслоненные пластами неверных суждений и злободневных осуждений до сих пор были скорее преуменьшены чем преувеличены. Но работа по пересмотру Горького еще впереди- В этой заметке хотелось бы остановиться лишь на двух книгах, одна из которых является необходимейшим авторским введением в его „полное соб­ рание сочинений“, а другая („Воспомина­ ния")—превосходным эпилогом тех встреч Горького с замечательными людьми его эпохи, которые, сами по себе, составляли значительнешие куски в его жадной до новых встреч и впечатлений жизни. Первая ьнига, названная в новом своем издании „Мои Университеты“, сложилась из тех „Автобиографических рассказов“, печатавшихся за истекший год в журнале „Красная Новь“ в которых биография не­ заметно переливается в рассказ, а рас- каз становится подлинной летописью пе­ режитых годов. „Мои Универсистеты1'—необходимое вве­ дение, если не ко всему „собранию сочи­ нений“, то к значительному, а для иссле­ дователя горьковского творчества и са­ мому интересному циклу его ранних про-, изведений,—это не подлежит никакому сомнению. Читая эти очерки, видишь зерна сюжетов целого ряда рассказов, для большинства персонажей которых легко подыскать живых оригиналов фи­ гурирующих и в казанской „Марусовке“, и в книжной лавке Деренкова, и в селе Красновидове, и на железнодорожной линии между станцией Добринкой и Бо­ рисоглебском, и в московской ночлежке на Хитровке. Какое обилие встреч, и сколько инте­ ресных, ярких, своеобычных людей про­ ходит в „Моих университетах“! И не зна­ ешь, чему дивиться: многообразию ли русской жизни или изумительной худож­ нической памяти Горького, впитавшей в себя неизгладимо прочными чертами эту нескончаемую вереницу студентов и „быв­ ших людей“, рабочих и „народопоклон- ников“, крестьян и чиновников, москов­ ских хитрованцев и волжских крючников. Еще не угадавший в себе писателя, но уже откладывающий, как бы впрок, ьсе впечатления развертывающиеся перед внимательными глазами жизни, подходил Горький к этому великолепному многооб­ разию человеческих образов, подходил не только как чуткий наблюдатель, а. прежде всего, как страстный искатель от­ ветов на мучительнейшие вопросы, воз­ никающие в пытливом уме, тонко отме­ чающем противоречия между познанием о человеке и смысле бытия, почерпнутые из книжного чтения и той ужасающей действительности, которая без остатка должна бы была убигь всякие иллюзии. „Все что я читал, вспоминает об этом времени Горький,—было насыщено идеями христианства, гумманизма, воплями о со­ страдании к людям, об этом же красноречи­ во и пламенно говорили лучшие люди, которых я знал в ту пору. Все что непо­ средственно наблюдалось мной, было почти совершенно чуждо сострадания к