Сибирские огни, 1924, № 2

манские песни отчасти сливаются с эпическими былинами и сказания­ ми, отчасти приобретают новое значение. Каи-Доннер в статье, поме­ щенной в lournal de la Société Finno Ougrienne, между прочим, отме­ тил, что песни шамзнов являются по большей части их собственны­ ми произведениями и относятся скорее к религиозному культу. Впол­ не соглашаясь с мнением исследователя в отношении старого эпоса, мы, с своей стороны, отметим, что в создании нового эпоса огромную роль играют именно шаманские песни (сказания), так как народ, обра­ тивший очи к последней защите—богам, должен обратиться за этой защитой через шаманов. Мне пришлось слышать две шаманских песни в 1920 г. среди енисейских юраков около Гольчихи, и обе пес­ ни, помимо религиозного элемента, содержали вопросы будущего бла­ гополучия юрацкого народа, воспевали удачное отражение кн. Ша­ ховского на Тазу в 1601 г. и нападение на г. Мангазею в 1664 г., и с этой стороны они близко подходили к героическим песням нового эпоса, где шаман, дух и потом герой действуют согласно, осущест­ вляют одну задачу. Приходится отметить, что шамйнизм среди север­ ных сибирских туземцев (Обь, Енисей) падает, влияние шаманов уменьшается, и сами шаманы мельчают, так как они уже не те вели­ кие шаманы-жрецы, идейные вдохновители народа и его руководите­ ли, о которых хранится память в народе, а скорее знахари, гадаль­ щики и пр. Они, как князья в свое время, низводятся на степень про­ стых смертных Илюшек, Петрушек и за подачку первому встречному охотно шаманят и предсказывают будущее. В гаданиях нередко пре­ обладают такого рода ответы (их мне предсказал один шаман на Под­ каменной Тунгусске в 1920 г.): „Водка будет стоить 2 р. бутылка, бу­ дем много пить и пр“. Когда я спросил его о цене на хлеб,то „ясно­ видец" откровенно сознался: „А ей-богу не знаю“. Последняя песня шамана Куксы заканчивается описанием тре­ тьего подвига, который должен выполнить герой—освободитель вогуль­ ского народа, дабы предстать перед лицом всемогущего Торыма: Пусть герой не устрашится. На оленях быстроногих. Захватив тамгу Торыма— Знак свободного прохода В царство Мирры Суснахума. Он по мертвому ущелью, Где живут умерших тени, Вихрем гордым пронесется, Л потом у камня жизни, Где таинственная птица Охраняет дверь большую— Вход широкий в царство Смерти, В царство лучших наслаждений, Из хвоста священной птицы На бегу рукой проворной Вырвет он перо и дальше. Освещая им ущелье, В царство светлое Торыма В'едет смело и спокойно. Прелюдия к саге о Вазе кончается приведенной последней песней шамана Хуксы. Аккомпаниатор „Ваза—юноша прекрасный, музыкант забытых песен“, как говорится о нем в саге, задумывается о судьбе своего народа.