Сибирские огни, 1924, № 2

но, новый вогульский и остяцкий эпос богатство языка, образов ,и даже целые песни черпает из старого, иногда даже не собственного. Между старым и новым эпосом вогулов безусловно имеется громадная разница не только с внутренней стороны, но со стороны языка и формы. В новом эпосе нет обилия цветистых оборотов речи, фигур, стильных эпитетов и образов; широко употребляется разговор­ ный язык, нет той выдержанности в форме стиха со стороны чере­ дования ударений, гласных и ритма. Новые былины не имеют строго законченной формы, т. е. они не отлились в стихотворный вид с вставками, обычно говоримыми прозой, и, кроме этого, связь между отдельными эпизодами бывает нередко настолько слаба, что одна и та же былина или героическое сказание нового эпоса кажутся совер­ шенно различными, а поэтому собрать из отдельных эпизодов былину в одно целое часто не представляется возможным. Такова былина о Вазе—герое, освободителе. В целом, закончённом виде, как, например, былина об остяцком богатыре Сонгхуше или др. старые былины вогульского и остяцкого эпоса, сага (былина) о Вазе не имеется. Она распадается на все виды эпоса: сагу, поэму, героическую песню, былину, сказание, сказку и пр.; причем имя Вазы заменяется другими именами (Вачи, Тагар отер, Карт-сали-уй, Виши-отер, Ианы-кенат- анчах и др.), и только одна руководящая идея—освобождение вогуль­ ского народа—связывает эти отрывки и дает ясный и точный тип героя нового вогульского эпоса. Кроме этого, видимо, первичное ска­ зание о Вазе представляло небольшую сагу, передаваемую прозой. С течением времени образ богатыря,—избавителя пришелся по душе вогульскому народу и небольшая, передаваемая прозой сага приобре­ ла с течением времени наслоения и варианты. Вплелись новые эпи­ зоды, часто передаваемые только в известных местностях и неизвест­ ные в других, примешались новые понятия, слова и пр., занесенные завоевателями: татарами и русскими. С установлением более мирных отношений с соседними народами, когда призрак русского владыче­ ства заставляет вогульские, остяцкие и самоедские племена коорди­ нировать военные действия и во имя общности интересов забывать вражду, новый эпос уже не отличается чистотой языка. Часто одно и то же слово, обозначающее одно и то же понятие употребляется и по-вогульскиг и по-остяцки, и по самоедски. Например, в саге о Вазе— герой, богатырь (отер) именуется по-татарски мадур (та( 1 иг) и по остяцки урт, ур (ий, иг). Слово князь употребляется в татарском зна­ чении „бик“. Встречаются целые фразы из остяцкого эпоса на остяц­ ком языке. Помимо заимствований из другого языка вогулы, говоря­ щие на трех наречиях', верхотурском, северном и ляпинском, путают их вместе, а поэтому одно и то же слово употребляется по-разному, например, олень (кхонна и сали (лодка), хаб, кпиль, рут, хоп) и пр. Тоже самое можно отметить и в былинах и героических сказаниях старого эпоса, что являлось следствием распадения языка, на наречия. Помимо приведенных выше отличительных черт нового вогульского эпоса, следует упомянуть, что как и в самоедской саге об Итьте, так и в саге о Вазе сказался элемент борьбы язычества с христианством. Прежние вогульские боги оказываются бессильными против грозного бога русских. Вогулы без помощи бога, духа—т. е. без влияния посто­ ронней духовной силы, не признают успеха, в виду этого, в представ лении вогулов, успехи русских—следствие помощи бога русских, а