Фольклор удэгейцев: Ниманку, тэлунгу, ехэ. - 1998. (Т. 18.)

и археологии полуострова, этнографические и даже фольклорные материалы были впоследствии обработаны и частично опубликованы. В 1922 г. путеше­ ственник посетил Гижинский район, годом позже — Командорские острова. В 1926 г. предпринял экспедицию на р. Анюй. Цель последних трех поездок была сугубо практической, но Владимир Клавдиевич старался вести и этно­ графические исследования. В 1930 г. Арсеньев состоял начальником Бюро экономических изысканий новых железнодорожных магистралей. Он руководил целым рядом крупных экспедиций. Во время инспектирования одной из них (на Нижнем Амуре) он сильно простудился и вернулся во Владивосток с крупозным воспалением лег­ ких. 4 сентября 1930 г. Владимир Клавдиевич скончался. 6 сентября он был похоронен на военном (старом) кладбище мыса Эгершельда. Но В.К. Арсень­ ев не обрел покоя и после смерти: прах его был перенесен и теперь находится на Морском кладбище г. Владивостока. Появление особого интереса Арсеньева к коренному населению При­ амурья можно приблизительно датировать 1906 годом. Прежде всего его за­ нимали орочи, в число которых тогда включали и удэгейцев. Уже в первой своей работе, посвященной в основном практическим проблемам колонизации Дальнего Востока и озаглавленной “Краткий военно-географический и воен­ но-статистический очерк Уссурийского края", Владимир Клавдиевич указы­ вает на различия между “чистыми о р о ч а м и “орочами-удэһе“ и так назы­ ваемыми тазами (контактной группой между удэгейцами и китайцами) [13]. Арсеньев сознавал, что без консультаций со специалистами невозможно достичь в работе высокого научного уровня, поэтому в 1906 г. он обратился за помощью в столичный Музей антропологии и этнографии. Ответил ему J1.Я. Штернберг, и с тех пор между ними завязалась переписка. Арсеньев пи­ сал не только Штернбергу, но и другим видным исследователям: Г.Н. Пота­ нину, Д.Н. Анучину, Б.Ф. Адлеру, П.П. Шмидту, но именно Штернберг сыг­ рал решающую роль в становлении Владимира Клавдиевича как этнографа. Он безоговорочно принял тезис Льва Яковлевича о необходимости владения языком изучаемой народности. “Этнограф должен быть психологом, филологом, юристом и непременно лингвистом. Без языка здесь сделать ничего нельзя. Вот почему этнологиче­ ские исследования относятся к числу наиболее трудных “, — писал Арсеньев [15, с. 50]. С годами все более крепло убеждение Владимира Клавдиевича, что язык и фольклор — важнейшие компоненты культуры. Лишенный языковой прак­ тики, он был очень обеспокоен тем, что забывает удэгейский [20, с. 227 ]. Он не упускал ни одной возможности для записи сюжетов устного творчества на­ родов Дальнего Востока, делал глоссарии. Путевые тетради Арсеньева бук­ вально испещрены колонками “туземных“ слов, нередки и сравнительные таблички (например, удэгейские, маньчжурские, тунгусские слова). Листая его дневники, видишь, как совершенствовался его лингвистический слух, точ­ нее становилась и пополнялась собственными диакритическими знаками транскрипция. Тем не менее даже его глоссарные записи были очень далеки