Якутский героический эпос: Могучий Эр Соготох. - 1996. [Т. 10.]

Верхнего мира, камла я -заклиная, вверх подняла. Затем с небес пригласила других шаманок и при их помощи живой водой залечила раны и оживила его. А когда пришел домой, узнал, что его жена была беременна. Пришло врем я рожать — пошел он траву рвать для ложа. Вдруг, будто небо разверзлось — туча огромная с грохотом обрушилась на Могучего Эр Соготоха, а был он без брони и лат, и разделила его на две части пополам, а жену его унесла ввысь. Останки его положили на арангас и поставили на холме на южной стороне алааса. Когда женщину поднимали ввысь, ребенок ее выкатился из утробы у подножия холма. В это время старушка Симэхсин как раз выглянула в окно и услышала, как причитала та женщина; «Посмотрите, что со мной сотворили, кто узнает, что сделал со мною злодей Верхнего мира сын Дархана Буурая Ала Дьаасын?! Он унес меня, а сын мой остался у подножия холма. Кто же услышит, кто же увидит — лишь ты, Симэхсин! Все остальные не видели, не слышали — были в обмороке. Коли сыну моему суждено быть человеком — нареките его: под солнечным поднебесьем рожденный Кёмюс Кыырыктай!» Услышала это Симэхсин и подобрала дитя. Воспитывала его в хлеве, привязав веревками к яслям. Да не тут-то было: не удержали веревки постреленка — в дом забежал. Дядья е г о осерчали: «Ну, поглядите-ка на этого косматого чертенка — на нашу погибель родился сей оборотень, что ли?» Когда старший дядя Уолуйа Боотур хотел вонзить пальму в середину печени стоящего рядом ребенка, старушка откинула в сторону ту пальму — дрогнуло сердце взрастившей малыша Симэхсин, и сказала она: «Сие дитя от наших детей осталось!» Тут и дед его Айыы Сиэр Тойон, и бабка его Айыы Нууралдьын Хотун, и вся родня обрадовались. Дед и бабка на белые колени усадили его, руками обняли, к бьющимся сердцам прижав, — так его воспитали. А дитя это было очень шаловливым, таким ураангхай стал, что хорошего не жди — напакостит, доброго не жди — страшное натворит, кого ни встретит — напропалую бьет, кого ни увидит — истопчет. Вот такое проказливое дитя родилось, оказывается. Дядья на него стали смотреть, как на оборотня, и стали его лупить-бить чем попало. Из-за этого он перестал есть пищу свежую-вкусную, перестал носить одежду красивую, рос в муках и скудости. Однажды в большущем котле поставили варить отменное жирное мясо. Когда варево закипело и жир хлестал через край, ребенок снял тот жир пальцем и облизал его. Увидал это старший дядя Уолуйа Боотур, лежа на ложе, и закричал: «Ну, поглядите, выродок этот, оборотень страшный, еще грязную лапу сует в котел», — вскочил и давай дубасить его, затем дверь раскрыл и выкинул его на середину двора. Сколько там пролежал этот бедолага без сознания — неизвестно. Очнулся: на ребрах густая кровь, подобная печени молодой кобылицы, запеклась, изо рта и из носа кровь струится. Вот, бедолага, целый день еле передвигаясь, добрался до арангаса отца своего. Обнял арангас и стал причитать-жаловаться: «Из-за какой такой волшебной силы тебя считали великим богатырем. Коли еще есть сила волшебная, возьми меня в арангас свой, если обниму твои кости, то буду считать, что прожил сто лет. Возьми меня к себе!» Что-то в арангасе щелкнуло и что-то в северную сторону метнулось будто бы. Дитя бедное, обняв столб арангаса отца умоляя-прося, сидел. Тут поднялся вихрь и чуть не унес бедолагу, ему и клочок земли родной и рваный лучик солнца стали милы: обхватил двумя ногами столб арангаса, вцепился в него двумя руками крепко. Вдруг вихрь утих и раздался громовой голос Глянул: сидит на вороном коне с белой мордой закованный в латы человечище, шапка его за черную тучу высокого неба задевает. «Ну и рыдаешь же ты громогласно, ну и причитаешь же ты так горестно, что явился я к тебе, забросив все дела. Мы ведь с тобой одного отца дети, хотя и от разных матерей. Я рожден от левки-абаасы и прозываюсь владеющим вороным конем с белой мордой Харыаджылааном Бэргэном. Чтобы оживить отца нашего, я хотел отобрать у Арджамаан- Джарджамаана живую жилу величиной с девять голов годовалых бычков. Вот уже несколь­ ко лет бьюсь я за это — и как раз, прижав его к краю северного поднебесья, уже хотел заполучить, как услышал твой горестный плач и упустил его. Где теперь я опять найду его — не знаю. Вот тебе одежда — оденься и раскрой рот», — сказал и кинул ему величиною с яйцо турпана желтое ихгэ, мальчик проглотил его сразу.