Русская эпическая поэзия Сибири и Дальнего Востока - 1991

музыкально-эпических традиций, мы ограничиваемся указанием некотор ы х мелодических аналогов в сравниваемом материале, что изложено в коммен­ тариях к публ и куемым образцам. Показательн ы для сибирского переселенческого фольклора факт ы со­ существования в напевах одной местности, в репертуаре одного исполнителя и даже в одном напеве черт, присущих эпическим формам различн ы х русско- европейских традиций. Так, в одном из индигирских напевов (№ 192) обнару­ живается ритмическая структура, типичная для мезенских эпических напевов, и вместе с тем строфическая организация, являющаяся характерной приметой заонежской традиции (строф ы с подвижным количеством строк). Другой индигарский б ы линн ы й напев (№ 51), в котором тоже заметно родство с мезенским эпическим мелодическим типом, оказ ы вается близок и донской б ы лине. Два варианта стиха о Голубиной книге, один из которых (№ 76а) б ы л записан в пос. Полярном (Индигирка), а другой (№ 76) на Колыме, но также от индигирца, оказались зафиксированными с напевами, принци­ пиально отличающимися мелодико-ритмической организацией: перв ы й род­ ствен онежской, второй тяготеет к пинежской эпической традиции. Напев б ы лин ы «Суровец» (№ 62а), записанн ы й на Индигирке (от А. Н. Щелкано- вой, от которой б ы л записан стих о Голубиной книге), сходен с политекстовым напевом из сборника КД, а кроме того, композиционно-ритмически и интона­ ционно близок известной песне волжской вольниц ы « Что пониже было города Саратова» (см. примеч. к № 62а). Не менее показательна для русского сибирского фольклора и ситуация, при которой характерные приметы определенной региональной традиции европейской части России обнаруживаются в различных местах Сибири. В публикуемом материале одна группа напевов из разных областей Сибири, связанных с балладн ы ми сюжетами и объединенных мелодическим сходством, близка южно-русским и украинским напевам, часто также песен-баллад (см. примеч. к № 106). Это дает основание для в ы вода о формировании специфи­ ческого балладного мелодического типа в определенном регионе европейской части стран ы и его распространении вплоть до таких отдаленн ы х территорий Сибири и Дальнего Востока, как Якутия, Чукотка, Сахалин. Другая группа напевов, в которых метроритмическая организация и мелодика сходны с плясо­ в ы ми песнями, тяготеет к песням аналогичного музыкального стиля в эпической традиции казаков, и прежде всего донских (см. примеч. к № 241). Можно думать, исполнение эпической песни на беседах и вечорках сопровождалось большей проявленностью в ней элементов плясового мелоса. Например, В. Г. Богораз, отмечая широкую известность в нижнеколымских селениях б ы лин ы «Добр ы ня и Маринка» в сравнении с другими старинами, сообщает, что она «даже распевается на вечорках, как обыкновенная песня» 13. Факт включения эпоса в репертуар бесед и вечорок заслуживает специального рассмотрения в будущих исследованиях. В этой связи обращает на себя внимание тождество мелодико-ритмиче- Там же. — С. 170. См. также наблюдение о пародийной , трактовке содержания былин «Добрыня и Маринка», «Добрыня и Алеша»: ДН и АП, с. 347_348. Задорное, с плясовым напевом исполнение былины « Добрыня и Алеша», зафиксированное на Ангаре (№ 241), вполне соответствует этому наблюдению.