Русская эпическая поэзия Сибири и Дальнего Востока - 1991

стрела — это калили ее в огне», поскольку на Индигирке это делали еще совсем недавно, и собирателю показали в Полярном сохранившиеся самодельные железные наконечники стрел. Очевидно, по аналогии с « калиной стрелой» и « калинов мост — ну, по-нашему, чугунный мост». Шалыга, которой Илья убил Идола, по мнению рассказчика, — это Илья «так дуб назвал». Расспросы собирателя по именам персонажей, топонимам и некоторым деталям повест­ вования почти ничего не дали. Относительно странников Е. С. Киселев добавил: « Вроде Бог приходил, рассказывают. Они о б а 78 пришли,- чтобы его с ногами исцелить, специаль­ но. Так говорят». О старичке, просившем Илью поднять переметные сумки, он пояснил: «Эго, говорят, Бог, ну так сказать, Николай-чудотворец». Е. С. Киселев отнюдь не набожен, и уже поэтому его пояснения следует считать не личными домыслами, а традиционными элементами повествования, что подтверждается и записями в иных местах (ср. № 161 и др.). Текст содержит контаминацию сюжетов «Рождение Ильи», «Исцеление Ильи», «Встреча Ильи с двумя богатырями», «Илья и Соловей-разбойник», «Илья и Идолище», «Илья и Святогор» и, следовательно, является вариантом традиционного на Индигирке свода об Илье Муромце. По мнению рассказчика, после женитьбы Илья зажил благополучно и спокойно, а это значит, что Е. С. Киселев, по всей вероятности, не слышал других сюжетов об Илье. Сказку он перенял от бабушки Аграфены, матери отца, умершей в 1928 г. примерно в возрасте 70 лет. Отчасти этим и объясняется отличие последовательности сюжетов, деталей повествования и формул в его тексте и тексте отца (№ 169). 171. Три богатыря. Печатается по беловой рукописи собирателя: АЯФ, ф. 5, оп. 3, ед. хр. 779, л. 10—19; менее разборчивая копия79 — Там же, ед. хр. 780, л. 51—54. Записал Н. А. Габышев 19.04 1946 г. от С. П. Киселева. Текст записан под диктовку. Сказка в целом не имеет аналогов в европейской части страны. Видимо, больше это обстоятельство, чем найденные Е. И. Шастиной две скупые якутские параллели, побуди­ ли ее склониться к мысли о том, что сказка заимствована у якутов (Шастина. РСВС, с. 446—447). С этой мыслью трудно согласиться, и вовсе не потому, что якутские тексты записывались весьма далеко от устья Индигирки, на другом конце Якутии. Если бы их записали от якутов, на протяжении XX столетия постепенно приблизившихся своими поселе­ ниями к району Русского Устья, сам факт фиксации еще не значил бы, что влияние шло от якутов а не наоборот. По композиции сказка представляет собой довольно редкую в русской (как, впро­ чем, и в якутской) традиции и эволюционно позднюю форму рассказа в рассказе. Ее пер­ вая часть «Проверка силы с помощью разных луков», призванная подвести слушателя к рассказу искалеченного богатыря, напоминает соответствующий эпизод из былины о Васи­ лии Казимировиче (ср. № 85). В былине герой ломает огролшый богатырский лук, с тру­ дом принесенный татарами, и легко, не ломая, натягивает тетиву собственного, привыч­ ного лука: таким образом четко противопоставляется иноэтническое, вражеское оружие соб­ ственному в полном соответствии с законом эпоса, требующим всегда и во всех от­ ношениях противопоставлять свой этнический мир иноэтническому. В сказке же этническое противопоставление не требовалось, поскольку проверка силы иронически ' обрисованно­ го новоявленного богатыря происходит в своем этническом мире. Мотив натягивания лука поэтому использован традиционным путем трехкратного повтора действия с усиле­ нием эффекта при каждом акте: герой ломает собственный лук, ломает даже лук осилка, хранящийся, видимо, как реликвия у царя, но не смог оттянуть тетиву у лучка искале­ ченного богатыря, который сам, как выясняется из его рассказа, был всего лишь младен­ цем по силе в сравнении с загадочным купцом, взявшим его к себе на службу. Вторая часть — история искалеченного богатыря — сама имеет завязку, должную объяс­ нить, как герой попал к загадочному купцу. Завязка внешне обыденна и правдоподобна, но в ней есть интригующе примечательные детали: белый и черный кони купца (такой масти кони сим­ волизируют день и ночь в более ранних сказках); тросточка купца, которой он легко «отсекает» головы сразу нескольким разбойникам (былинный герой тоже иногда действует тросточкой или клюхой); необходимость завязать глаза перед скачкой (очень редкий мотив в русской эпической традиции и более частый в эпосе южных славян) 80. Приниженность Дурака Си­ 78 Кто был второй странник, он не знает. 79 Эта копия, снятая самим собирателем в октябре 1946 г., воспроизводилась в печати: Шастина. РСВС, № 62. 80 Смирнов Ю. И. Славянские эпические традиции. — М., 1974. — С. 185.