Русская эпическая поэзия Сибири и Дальнего Востока - 1991

слышу — стук застучел, гром загремел. Ражъяхались двенадцать разбойников, воскочили в юрту, поймали меня и стали обыскивать: «Т ы , оннако, чего-либо вжял!» Меня обыскали, ничего не нашли, а я сказал, что выпил всего два ковша вина. Атаман есть и есаул есть. Атаман отвечает: «Что, есаул, вожьмем этого человека с собой?» — «Э, — говурит, — вожьмем, пускай с нами тринадца­ той». Вжяли с собой этого человека, пригласили. Вечер стал, лягли спать. Утром встали. Атаман говурит: « Есаул, ми сегодня днюем, никуда не по­ едем» . — « Э, днюем». Смотру — стали они пить вино и стали гулять. Есаул (в)зглянул о к н о м : « Ч т о , атаман, ми сегоння продневали в счастлив ы й день: сами деньги идут во двор!» А я это слушаю, не понимаю, что они бают. Вдруг припал к окну, увидел — едет купец на двух конях, на черном и белом. Как до этою юрты начал доезжать, они послали шестерых и сказали: «Чего везет, пусть даст». Он как яхал, так и едет. Потом побежали вше двенадцать раз­ бойников, его остановили и стали вше его сами ворочать. На это он отвечает: «Дайте мне с лошади спуштиться, я сам вам видам». Смотру — он с лошади спуштился. Видернул перметы. В этих перметах достал такую стросточку, ро­ вно струку величина. Вжял этой стросточкой ударил — шестер ы х голов ы от­ сек, тоже ударил — у других шестер ы х отсек головы. Я побежал и стал кри­ чать: « Православной, вожьми меня с собой!» Он на мое лицо посмотрел и сказал: «Ланно, вожьму. Садись на белого коня и завязывай глаза — ветром обдует глаза. Я сам поведу в поводу». Он шял на черного коня, а я — на белого. Яхали, яхали, долго ли, коротко ли, остановились. Мне отвечает: « Глаза отвяжи». Я глаза отвязал — стоит юрта. Вошли в эту юрту — сидят очес, мать и три шестр ы . Вот я стал жить у них. Жил, жил, жил. Аннезду мне говурит: «Ми, парень, поедем. Мине поди обеих коней поймай». Пошел коней хватать — кони не даются. Вдруг большая его шестра вишла и коней поймала. « Поди, — говурит, — домой. Станут спра­ шивать, что коней сам поймал, отвечай: сам. На меня не сказ ы вай». Пришел. «Ну, коней поймал?» — «Поймал». — «Ну, поди обуздай таперя». Вишёл — узды не мог поднясти. Вдруг старшая шестра вишла, спросила: «Не мо­ жешь?» — и обуздала. «Спросят, сам обуздал, — говурит, — ти отвечай, что сам. Поди в дом». Пошел. «Коней обуздал?» — «Э, обуздал». — «Ну поди обшедлай». Шедла не мог поднять. Вдруг большая шестра вишла, вжяла коней обшедлала. «Ну поди! Таперя, — говурит, — спрошят: коней обшедлал? Ти отвечай, что обшедлал». Вошел. «Чо, обшедлал коней?» — «Обшедлал». — « Ну, поедем». Шял он на черного, я на белого, пояхали. Яхали, яхали, яхали. Вдруг увидели —- стоит юрта. Зашли в эту юрту — на столе разоставлены вшякие разн ы е закуски, вшякие разные запивки. По­ пили, поели. Стали ночевать. Он мне отвечает: « В эту ночь ти не спи, сиди, а я лягу. Чуть утренняя зара займется, и со зарей вместе станет подыматься морочок. Есть пятипудовый молоток, ти этим молотком по лбу колоти». Он ляг. Я стал сидеть. Сидел, сидел, сидел. Утренняя зара поннялась — и стал морочок вместе поднима т ься. Вжял этот пятипудовый молоток, стал колотить по лбу. Лоб крошет — он не под ы матся. Морочок ближее, ближее стало. Я вжял запла­ кал, и слеза упала на грудь — и он проснулся. Окном припал, в ы м ы лся, попил, поел. «Ну, — говурит, — таперя надо яхать. Ти останься, я поеду». Стал на­ ряжаться, говурит: « Ешли гром загремит, роса станет падать, ти на дворе не будь!» Уяхал.