Русская эпическая поэзия Сибири и Дальнего Востока - 1991

кое, Ильюша, что удивительно? Я перв ы й раз слушаю». — «Это, — говурит, — по-нашему чешут дрова». — «Ми, — говурит, — пойдем на эту стукот­ ню, посмотрим, как чешут дрова». Джэ пошли. Шли, шли, вдруг видят — стоит гробница. « Ильюшенька, х то он такой?» — «Это, — говурит, — гробница». — «Она, — говурит, — для чего?» — «Это, — говурит, — значит, помирают люди, эта кладут». — «О, боже милостив ы й, не может буть, чтоб ы человек помер!» — «Как эдак у нас б ы вает», — Ильюшенька отвечает. « Ну ешли ти так говуришь, а по­ пробуй, — говурит, — ти ляг на эту гробницу». Ильюшенька ляг — совсем большая и совсем широкая. « Ну-ка, — говурит, — таперя я лягу, посмотрю, как б ы вает». Шветогор-богатыр ляг. « Нужно, — говурит, — как раз, как тут и було». (В) самый [раз] на нем сделанная. «Ну-тко, — говурит,— закрой крышкой». К рышей закрыл. «Ну, — говурит, — Ильюшенька, мне оч е нь душно стало, открывай кр ы шу». Ильюшенька стал тянуть — никуда не идет, не отдирается. «Тяни, — говурит, — сильнее!» Ну нету — не мо- гет, не отнимается. Вдруг железный обруч наскочил. Так да так, до двенадцати обручей — вше железные наскочили. « Ну, Ильюша, — говурит, — я, винно, умер, против моего роту виройте диру: пойдет пена черная, ти это отгребай, эту как отгребишь, потом пойдет пена белая, от этой от белой пен ы трэччью час(ть) стакана випей. А ешли полстакана випьешь, то с моей горы никуд ы не уедешь». Ланно. Джэ против его рота вирубил диру — пошла пена черная. Он стал его отгребать. Отгребал, отгребал. Потом пошла белая. От этой белой пены випыл трэччью час(ть). Как эта белая пена перестала идти, как под самой этой гробницей учутилась мог ы ла. И сразу эта гробница шяла в могылу. И могыла покрылась. Пояхал Ильюша с горы. Как с этой горы спуштился, так и его конь по колено в жемлю спуштился. Яхал, яхал, яхал. Где его жена була, прияхал под город. В этом городу как раз прияхал Идол Поган ы й и шделал лабаз, и сидит на лабазу, и этих двух сарских с ы новей убил. И этот Идол Поган ы й просит сар- скую дочь шибе на жены, а сар не дает. А у сара ест кажд ы й день по лошаде и по человеку. Ильюшенька говурит: «Я пойду к нему, где он сидит на лабазу, посмотрю на Идола Поганово». Идет к Идолу Поганому Ильюшенька. «А, здравствуй, Ильюшенька!» — «Здравствуй, Идол Поган ы й! Ну что же, Идол Поганый, чего ти прияхал суд ы ?» — «А я, — говурит, — прияхал: сватаю у сара дочь». — «А как он, — говурит, — чибе дает али как?» — «Ну, — говурит, — день дает, и день не дает совшем». — «А ти много ли хлеба кушаешь?» — «Я, — говурит, — каждый день ем по лошади да по человеку». — «А ти, — говурит, — огалдашь, так и жену шьешь?» И он говурит: «Не буду, — ши­ рок в перьях!» — «А меня сар послал тебя покормить мною, меня поешь». — «Увжа, увжа, — говурит, — я еще таперя с ы той, потом стану». Ильюшенька стал по калиновому мосту похаживать — калинов мос(т) поскрипыват. «А чего, — говурит, — Идолище Поганое, у чебя какой тут костылек стоит?» — «А вот, — говурит, — у сара бул с ы н, его имо Великан, это он меня к о с т ы л ь к о м подарил». — «А каково було би тебя этим кост ы ль­ ком стегнуть?» — говурит Ильюша. «Шмеешь ли ти меня пошевелеть?» Ильюша хватил этот костылек, стегнул его по голове — и голова отлетела. Джэ убил.