Бурятский героический эпос: Аламжи Мэргэн молодой и его сестрица Агуй Гохон. - 1991. [Т. 2.]

природы: речной камыш, с которым сравниваются стан и походка суженой богатыря, не имеет в своем стволе коленец (в отличие от бамбука) и потому гибок, упруг, тонок и чутко откликается на всякое дуновение ветра, «колышется, изгибается» ( найгалзана, нахилзана). Уподоблением героини гибкому камышу подчеркнуты тонкость стана, легкость походки, изящество движений. 3954—3955 — .. .В пружинящую приземистую карету На восьми серебряных колесах . .. — анализируемый текст носит бесспорные следы влияния поэтики богатырской сказки, внесшей в пер­ воначальный рисунок эпического действия элементы занимательности и нарочитого преувеличения. Такое понятие, как «карета на серебряных колесах», несомненно, является в улигере поздним образованием, обусловленным воздействием русской юродской культуры в XVIII—XIX вв. 4390—4393 — . . .Там езжайте, Где я черту проведу, Там ночуйте, Где я круг обведу (Төөлөһөн, зураһан газартам Ябаха гээши байналта, Тухурёөлөһөн газартам Хонохо гээши байналта /) — «наставление» эпического героя спутникам, традиционное в бурятском фольклоре. В прошлом в кочевой жизни передвижение родовых групп обычно проходило по установившимся обычаям: впереди — предводитель, за ним следовали по оставленным пометам остальные родовичи. Отсюда выражение төө зураха — « проводить сплошную линию, черту». Место ночлега устанавливал пред­ водитель, и путники располагались в центре круга, составленного повозками (отсюда — «Где я круг обведу»). Возможно, вторая часть формулы связана с древней магией: обведением круговой линии — оберега против нечистой силы. 4443—4444 — .. .Кто побежден врагом И обойден лончаком . .. — героиня, удрученная картиной запустения родного гнезда, объясняет постигшее бедствие поражением в войне. Такое объяснение приоткрывает завесу над историческим прошлым, отраженным в улигере. Время того далекого прошлого было неспокойное, полнилось « шумом битв»; племена и объединения племен, соседствуя территориально, противостояли и наседали друг на друга; то пожинали плоды побед, то терпели неудачу, теряли свои родовые кочевья, стада, людей. Дело нередко оборачивалось потерей этнической независимости, уводом людей в плен. Имея в виду такое положение дел с родо­ вым владением эпического богатыря, сказитель облекает мысль в образную форму — «обойден лончаком», подчеркивая тем самым крайнюю степень бедствия и горя, испытанного родиной и людьми Аламжи Мэргэна. 5198—5199 — .. -У самого старшего Из девяноста девяти дарханов. . . — согласно бурятской мифологии, дарханы — « кузнецы» имеют небесное происхождение и восходят к небесному кузнецу Божинтою. В патриархальном бурятском обществе кузнецы занимали привилегированное поло­ жение, их ремесло было редким, ценилось очень высоко и передавалось по наследству. Мрханский род часто обожествлялся. Возвышение роли дарханов в родовой общине было обусловлено их ролью в производстве металлических орудий труда, снаряжений и украшений, что и объясняет на­ личие в бурятском эпосе высокого пиетета к носителям ремесла и существование своего рода касты дарханов. Археологические исследования свидетельствуют, что в Южной Сибири и прилегающих к ней районах Срединной Азии (где искони обитали и носители монгольской речи) металлургическое дело и металлообработка развивались с незапамятных времен. «Девяносто девять дарханов » могут быть общим обозначением бурятских дарханских родов. 5229—5230 — Пока этот мир не рухнет И не родится другой... (Энэ галаби эмдэрсэ Тэрэ галаби тэхэрьсэ. . .) — «калпа», по представлениям буддийской философии, — эра. Эры, со­ гласно таким воззрениям, возникают и исчезают, последовательно сменяя друг друга в истории. По буддииской космологии, эры бывают разного типа и различной временной протяженности; мир чувств, к которому относится Земля, сейчас находится в « начальной длинной калпе». Буддий­ ская космология, создавшая свою картину мира, объясняет жизнь в ее бесконечности и вечном движении [35, с. 85-—97]. Идеи и образы космологии буддизма проникли в бурятский эпос через посредство тибетской и монгольской литературы, в частности ощутимо влияние монгольской книжной Гэсэриады. Естественно, такое заимствование стало возможным на почве собственных представлений о Вселенной и развитии жизни на Земле, являвшихся попыткой осмыслить общую картину мира и в чем-то перекликавшихся с некоторыми положениями буддийской космологии.