Циолковский в воспоминаниях современников-1971

валась своеобразная и во многом еще непонятная для меня жизнь старого губернского города, который медленно пере­ страивался на новый, советский лад. Старый мир в моем понимании олицетворяли бывшие чи­ новники, инженеры и техники «путей сообщения» в их фор­ менных фуражках с зеленым верхом, мужчины и дамы из «бывших», т. е. состоятельных до революции людей, хра­ нивших прежнюю манеру держаться и одеваться, священ­ ники и целая армия богомольных старушек, булочники, кол­ басники, мясники, мороженники, часовщики, аптекари, фо­ тографы, торговцы керосином и прочие нэпманы. В нашей семье давно установилось здоровое отношение к действительности, и симпатии моих родителей к новому строю жизни полностью передались мне. В моем представ­ лении люди нового мира были те, кто бодро шагает, разговаривает, поет и смеется, одевается просто, общителен, бодр и вообще настроен оптимистически. Люди старого уклада в большинстве своем не обладали этим даром любви к жизни. И вот эту простую формулу, хорошо закре­ пившуюся в моей голове, нарушил не кто иной, как Циол­ ковский. Его строгий черный костюм, аккуратные черные ботинки, черная шляпа-котелок, черный зонтик и черный плащ-накидка (с цепочкой и бронзовыми львами) в дождли­ вую погоду, его всегда одинаково выглядевшие усы и боро­ да, сосредоточенный взгляд из-под очков в металлической оправе, неторопливые размеренные шаги, его привычка хо­ дить всегда по одной и той же стороне улицы и, наконец, манера держаться в одиночестве, подсказывали мне, что это человек старого мира, старых традиций, крепких при­ вычек. Но я никак не мог поставить его рядом ни с само­ довольными нэпманами, ни с раздражительными чинов­ никами. В отличие от них К. Э. Циолковский сразу приковывал внимание своей неповторимой манерой держаться незави­ симо, свободно. В то же время во всем его облике чувство­ валось глубокое сосредоточенное внимание, напряженная работа мысли. Второе, что мне сразу же запомнилось,— это подлинное глубокое уважение к Циолковскому со стороны всех, кто его знал. Никогда я не слышал, чтобы кто-нибудь обидел, толкнул Циолковского, сказал бы в его адрес плохое слово. Его знали, уважали, любили в городе гораздо больше, чем кого другого из десятка старых учителей. Уважали прежде