Это мы, крещенные блокадой - 2007

рать. Военные не пропускали, а потом пожалели, и боец нас охранял. Руками разгребала снег. Нарыла целых два кочана. - Мама, правда, мы не умрем, у нас есть капуста. Мама молчит. Пусть молчит, лишь бы была рядом. Мама изрубила в щепки дверцы буфета, буду топить печку один раз в день. Наливаю в кастрюльку воды и кладу в нее чуть-чуть жареной капусты. Это мой суп и каша. Ломтики хлеба разделили на несколько кучек и последнюю сделал самой большой. Вдруг мама в назначенный день не придет, и я эту разделю еще на несколько пор­ ций. Дуранду откусывать не собираюсь, ее нужно сосать, и тогда мне ее хватит на очень долго. .. .Где-то скрипнуло и хрустнуло. Послышались шаги, неторопли­ вые, тяжелые. Слышу шорох, покашливание, дыхание тяжелое и пре­ рывистое. Сынок, ты где? Я поворачиваю голову на голос и рядом, с едва видимым пламе­ нем коптилки, вижу незнакомое, худое-прехудое лицо. Меня целуют, ощупывают руками. Зашуршала бумага, открываю рот и чувствую, как в него что-то положили... Просыпаюсь от вкусного запаха. Папа! Ко мне пришел папа! И я заплакал. А меня ласкают родные папины руки, целуют губы. Папа шепчет любимые мною слова и наклоняется... ...Кормит меня сам, а я руками держусь за его свитер. Крепко вцепился и чувствую, как его сила переходит в меня. Широко откры­ ваю рот и ем не крупинки, а настоящую пшенную кашу. Папа говорит, что со вчерашнего дня, 25 декабря, прибавили хле­ ба: он получает теперь не 250 г, а целых 350 г. И мама тоже. И я не 125 г, а 200 г. Это очень болыпое-преболыиое богатство. Мама жива и здорова, и не может прийти, потому что ее задержали на работе. Но к Новому году обязательно придет!.. Мама раскутывает меня, и я становлюсь все тоньше. За одежду цепляюсь руками, потому что без нее мне в Доме Учителя, на Мой­ ке, холодно. Светлый матросский костюмчик висит на мне, словно на вешалке, а чулки обвисли длинными пустыми морщинами. А вок­ руг много мальчиков и девочек, тоненьких и нарядных. Большими глазами смотрят и не улыбаются, не смеются - серьезные, как ста­ рики и старушки. В огромном зале стоит большая и нарядная елка. Я с нетерпени­ ем жду, когда начнут давать подарки. Высокая и очень худая тетя в очках попросила нас взяться за руки. Молча, тихо, насколько хвата­ ло сил, мы пошли вокруг елки. Худой человек со впалыми щеками играет на скрипке, а рядом, сидя на стуле, другой подыгрывает на баяне. Появился Дед Мороз и с помощью другого, худого и бледно- 228