Сибирская советская энциклопедия_Том3

ступными им материалами (напр., с сочинениями Миллера, Фишера и европ. путешественников. Сибирская тема нашла свое отражение и в 'европ. беллетристике романтической эпохи. Свойственные романтизму ретроспективные тен­ денции, тяга к историческим сюжетам как след­ ствие упадочных настроений оттесняемого фео­ дально-аристократического класса — сказались здесь в создании ряда сюжетно исторических романов и повестей из эпохи завоевания Сиб. русскими, но ни одно из этих произведений, образцом к-рых служил Вальтер Скотт и его эпигоны, не выделяется из общего уровня и не дало достаточного представления о допо­ длинно исторической среде и общественных от­ ношениях. Таковы романы Wilh, Miller, Н. Lut- ter и др., чаще всего сосредоточивающие дей­ ствие вокруг л и ч н о с т и Ермака и его спо­ движников (см. Е. Кузнецов, Библиография Ер­ мака, Тобольск, 1892, №№ 12, 20, 30, 109; приба­ вим; Е. Gehe, Die Eroberung Sibiriens, Historisclie Novelle Leipzig, 1835). Характерно, что посред­ ственная поэма И. Дмитриева <Ермак» (1791), на­ писанная еще под сильным классическим влия­ нием и резко отрицательно встреченная в России, именно в эти годы нашла на Западе своих чи­ тателей и переводчиков (французский стихо­ творный пер. A. Hainglaise, 1817, польский—Пб., 1830). Романтическому стилю почти во всех ев­ роп. лит-pax свойственны были также этногра­ физм и поиски экзотического фона для повест­ вований: последнее стояло в связи с стремле­ нием романтического писателя уйти из неприят­ ной действительности и по контрасту создать для своих героев иную обстановку жизни, более яр­ кую по краскам и общему колориту; в некото­ рых случаях* как, напр., в лит-ре английской и отчасти французской, это стремление поддержи­ валось завоевательной политикой государств по отношению к колониальному Востоку, отсюда «ориентализм», как своеобразное течение, ска­ завшееся почти во всех литературах. Однако ориентализм этот, пробудивший новыйэстетиче­ ский интерес к странам Юга, Ближнего и Даль­ него Востока, к Греции, Индии и Китаю, срав­ нит. мало повлиял на интерес европ. об-ва к Си­ бири. В качестве романтического фона для по­ вествования она должна была показаться слиш­ ком тусклой и однообразной. Французск. роман­ тик Теофиль Готье, также захваченный волной ориентализма, в своем «Путешествии в Россию» (П., 1878—79) недаром удивлялся тому, какая ну­ жда заставила Дефо отправить его Робинзона в путешествие по Сиб. «в тридцатиградусный мо­ роз», «бесконечной степью, покрытой снегом», по стране, и климат и вид к-рой «нисколько не напоминает тропическую природу острова Жуан-Фернандеца, где его герой столько лет прожил в уединении». Очевидно, романтик пред­ почитал страны солнца далекому северу, од­ нообразию — пестроту и красочность картины. Правда, переводы романов «русского Купера»— Калашникова—и др. сиб. писателей внесли не­ сколько новых черт в европ. представление о Сиб., как о «русской Америке», с ее гигантски­ ми таежными лесами, еще не видевшими чело­ века, и первобытными «равами туземцев, от ­ тесняемых в глубь страны рус. колонизацией Под влиянием европ. переводов «Камчадалки» Калашникова написаны, напр., повесть Marie v. Koskowska «Alexei und Aphaka, Oder die Kam- tschadalin», роман—J. E. Schut «Kasaku, of de Kamtschadal in Paris, «Gravenhag», 1832, но Сиб. все же продолжала оставаться «страною изгна­ ния» по преим. и интересовала только как ме­ сто заключения и ссылки. Сюда относится также один из юношеских романов будущего созда­ теля «Человеческой комедии»—Оноре Бальзака, изданный им в 1823 под псевдонимом Вьеллерг- ле и впоследствии ни разу не перепечатывав­ шийся: «Татарин или возвращение ссыльного»; в романе этом действие развертывается то в Сиб., то в астраханских степях. В представле­ нии о Сиб., как об огромной каторжной тюрьме, сыграла значит, роль ссылка декабристов, сде­ лавшаяся довольно известной и на Западе. Со­ бытие 14 декабря 1825 не могло «е привлечь иностранных авторов, интересовавшихся Рос­ сией. С др. стороны, враждебная позиция, за­ нятая в 30—40-х гг. по отношению к рус. пра­ вительству буржуазной английской и француз­ ской публицистикой, как следствие рус. полити­ ки на Ближнем Востоке, должна была усилить, этот интерес и вызвать в Европе сочувствие к судьбе декабристов (см. А. Шебунин, Движение декабристов в освещении иностранной публи­ цистики, сбор. «Бунт декабристов», Л., 1926; И. Звавич, Восстание 14 декабря и английское общественное мнение, «Печать и Революция», 1925, кн. 8). Поэтому в европ. лит-ре мы на­ ходим несколько произведений, в к-рых гово­ рится о Сибири в связи с героями 14 декабря. На первом месте здесь следует поставить поэму немецкого писателя А. Шамиссо «Изгнанники» («Die Verbannten», 1831). Первая часть ее пред­ ставляет вольный перевод «Войнаровского» Ры­ леева, точнее ее центрального эпизода—описа­ ния встречи в Якутске сподвижника Мазепы с историографом Миллером (позднее был сделан и более близкий к подлиннику немецкий пере­ вод поэмы Рылеева—Роб. Липпертом); вторая часть повествует об аналогичной встрече де­ кабриста А Бестужева с ученым иноземцем, путешествующим по Сиб. (А. Эрманом); в глу­ хую зимнюю ночь Бестужев рассказывает свое­ му собеседнику историю восстания 14 декаб­ ря и предсказывает грядущие мятежи и народ­ ные волнения. Колорита сев. природы, к-рый внес в свою поэму Шамиссо, сам бывший путе­ шественником, географом и натуралистом (со­ вершивший, м. пр., кругосветное путешествие в рус. экспедиции Коцебу), лишены др. европей­ ские произведения на тему о рус. декабристах. Поэма Альфреда де Виньи «Wanda. Histoire Russe» (стихотворный перевод Е. Волчанецкой в «Голосе Минувшего», 1913, № 12), навеянная мемуарами о России Кюстина и книгой Н. Тур­ генева («Россия и русские»), передает историю кн. Е. П. Трубецкой в форме разговора на балу в Париже. Русская княгиня рассказывает здесь, о своей сестре, к-рая отправилась вслед за му­ жем декабристом «в далекую Сибирь, отчизну льда и снега, в берлогах медведей ища себе ночлега» и «с мужем черный хлеб делить осу­ ждена, и стужу зимнюю и тяжкие лишенья, и чашу горькую труда и униженья». А. Дюма в занимательном романе «Memoire d’un jnaitre d’armes» (рус. перевод «Учитель фехтования», Л., 1925) воспроизвел историю Полины Гебль, француженки, бывшей замужем за декабристом- И. Анненковым и также последовавшей за ним в Сиб., но прибавил к тем рассказам о ней, к-рые слышал в России, много фантастических эпизодов и несколько легкомысленно отнесся к описательной стороне повествования: Сиб. за­ нимает здесь далеко не первое место и описана в самых общих чертах. Ф. Ф. Вигель в своих «Записках» справедливо подверг суровой кри­ тике этот роман, в к-ром Дюма «загнал навстре­ чу своему герою всех волков и медведей изо' всей России и на необитаемой, беспредельной снежной равнине при сорока градусах мороза

RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2