Голодяев К.А. Новосибирск военный. Том 2

154 Культурный ковчег. Часть 1 Новосибирск — своеобразный город. Центр следует за Красным проспектом, прямым и бесконечно длинным, очень столичным, с его большими удобными зданиями, универмагом, превосходной новой больницей и просторными новыми общественными банями. Прямо рядом со всем этим, если вы пройдёте несколько полос в одну сторо- ну, вы увидите удивительную картину. Внезапно появились пустые пространства, пропасть или гигантский овраг-каньон, спускаю- щийся к Оби, омывавшийся веками потоком воды каждую весну. Он был таким огромным и широким, что едва можно было разглядеть, что было на другой стороне. А вокруг этого каньона со всех сторон стояли крошечные деревянные домики, в каждом из которых было только окно или два. Чтобы в полной мере оценить это зрелище, Нат [алия] Данил [овна] Моргунова однажды вечером привела меня в «каньон», когда каждый дом зажигал свои огни. В семь часов вечера всё пространство сияло мелким светом. Это правда, что в Сибири всё огромно, непомерно, почти нечеловечески по размеру. На моих глазах это огромное пространство сияло огнями, как в сказке. Это казалось сном, это было так фантастично» 25 . В Новосибирске был создан филиал Третьяковской галереи, который возглавил её директор Александр Иванович Замошкин. По актам сюда были переданы на хранение ящики некоторых не- больших музеев плюс восемь ящиков Ювелирторга и один ящик народного артиста Судакова. В штате —29 сотрудников Третьяков- ки и других музеев (с членами семей — 57 человек). Для прожива- ния сотрудников музеев и их семей отвели комнаты — гримёрные на третьем этаже. В воспоминаниях детей одного из сотрудников описан трогательный момент, когда ребятишки, зная, что картину обрабатывают таким лакомым мёдом, пробирались туда и лизали её края, чтобы хотя бы почувствовать вкус сладости. К Новому году прибыл третий эшелон. Елена Фёдоровна Каменская: «В филиале галереи, куда мы стре- мились, нас встретили хмуро и с неудовольствием. <…> Там были комнаты, в которых можно было жить. Люди, приехавшие с пер- выми очередями художественного груза, уже давно разместились с семьями в комнатах. Замошкин дал им распоряжение пустить нас к себе, потесниться. По существу, мест не было, и, войдя, можно было только вклиниться в семью, нарушая её жизнь. Всё это мы по-