Пулемет № 4, 1906

Она подошла ко мн4 наглая, циничная. Ея глаза блестели чахоточными блескомъ, на щекахъ гор-Ьлъ румянецъ порока, волосы спутались, тяжелыми прядями упали на полу­ обнаженный плечи. •н а подошла ко мн4 и задорно взглянула мн4 въ лицо. — Здравствуй! Не знакомъ со мной?.. Такъ познакомимся... Что отворачиваешься?.. Оть меня, небось, не отвернешься... •н а съ ухарствомъ повела плечами и си- ппымъ, взвизгивающимъ голосомь залихватски гаркнула: Эхъ!.. Разсыпься горохъ По б'Ьлой тарелкЬ!.. Посадили къ негодяю Меня на колонки!.. — Городовой!—хот-Ьлъ был* крикнуть я,— но мо* крикъ потонулъ в-ь ея разухабист»м« гккань%: Рааоыпалдсь, Расточилеея; Пешла за ведой, •бмачялася... — Ха!-ха!-ха!..—Ты никакъ городового крик- нуль.",. Что мн4 твой городовой ед4лаетъ?.. — Отправить вь участокь для вытрез- влен!я... — Меня!... вь участокь!.. Ха!-ха!-ха1..—Да знаешь ли ты, какъ звать меня? — И знать не хочу!.. — Я, — Русская П4сня... И меня въ уча- етокъ!.. Ну, и насмешиль... Да я въ кабакЪ родилась, въ трактир^ воспиталась, посередь веселья разгульнаго вЪкъ свой вековала, и ты хочешь меня въ участокь!.. Ха!-ха!-ха!.. Да я твоему городовому воть »такъ сд-клаю, такъ и ого обсахарю, и енъ растаетъ... Тутъ я поняпъ, что встретился съ кабацкой Песней. — Закрыли кабаки, такъ думаете и веселью русскому конецъ?.. Думаешь, что на меня на­ плевать можно да каблукомъ раздавить... Въ отставку меня, какъ поется: Пишетъ миленыбй записку: Ты мнЪ больше не нужна, Я нашелъ себЪ модистку, Модистка очень хороша. Н&тъ! меня раздавить не раздавите, скорее на ножку мозольки настукаете... Сжился со мной русскш человккъ. Не отдерешь меня отъ его веселости, и отъ грусти его не отдерешь. Эхъ!.. Мальчишечка-б-Ьдняжечка. Онъ склонилъ свою головушку... Онъ склонилъ свою геловушку Да на правую сторонушку... Что на прррую, да на л-Ьвую, Красной дЪвицЪ на грудь бЪлую... На груди лежалъ, тяжело дышат», Тяжело дышалъ, .прощай“ сказалъ:— .Ты прости - прощай, красна девица... .Красота мн-Ь твоя очень ндравится.— .А любовь наша скончаетея!..“ • н а сделалась неузнаваемой: вместо зве- нквшихь вакхическимъ смкхомъ взвизгиваний изъ ея груди вылетали протяжные, удушливые стоны. Глаза потухли,задорныя пряди волосъ •пустились. Плечи все еще вздрагивали, но это было вздрагиваше рыдающей женщины. Безысходная грусть светилась въ каждомъ слов’к этого речитатива и выжимала слезы у меня изъ глазъ. . — Что?., распаточился? Нюни распустилъ... взгрустнулось?.. Ну, сади, сади меня въ уча- стокъ... А что какъ я въ самомъ участкк гаркну: Черви, бубны, винеградъ! ЧЪмъ мой милый виноватъ!?. Да предъ самымъ частненькимъ приставчи- комъ-то, козыремъ, козыремъ... да спею *му добру молодцу: Ты напрасна, Ваня, ходишь. Понапрасну ножки бьешь... Гы вевЪсты не велучишь. Вевъ еапегъ демай придешь... Протрезвить меня вздумалъ... П4сню рассей- скую протрезвить! Да меня двадцать стол4т!еаъ не протрезвили... А ты однимъ участкомъ взду­ малъ... Протрезви! попробуй!.. Много во мн4 хм'кльнаго, полугарнаго... Зародилась я пв пьяному д4лу, да и развилась не по тверезому... Потому и душа русская весела по пьяному д4лу; да и грустна не по-тверезому... Раздави меня,—Руси весел18 пити и пкти!.. Она помолчала, почесала у себя възатылк4 и добавила: — Веками я сложилась, в4ка и отрезвить меня... Съ души начинай отрезвлять. Когда души будуть трез- _ тогда и п-Ьсни Г/ выя будутътрезвыя. Я— душа народная. Выр­ валась я теперь изъ кабака на св4ж1Й воздухъ, пошла по улочкамъ, переулоч- камъ, встречайте меня нежданную, непрошенную... Ши­ ре дорогу!.. Ч4мъ какъ не мной будетъ хохотать народъ руссюй?!. Ч4мъ какъ не мной будетъ плакать?!.