Сибирские огни, 2018, № 2

89 ИГОРЬ МОСКВИН НЕСКОЛЬКО МГНОВЕНИЙ ИСТОРИИ — Я ж тебя предупредил! — И на меня. Николай Чудотворец и туточки меня не оставил, прямо в руку кол по- слал. Ну, я им сперва Сашку-Мишку приголубил, а вслед за ним и Гриш- ку. Они только ойкнуть успели — и ничком мне под ноги. Опустился я на колени, перевернул иродов на спину. У самого сердце захолонуло: видать, сильно приложил — юшка что у одного, что у второго из носа и рта потекла ручьем. Неужто, думаю, грех на душу взял? В глазах по- меркло, точно солнце за землю вновь зашло: не избежать мне острога. «Отче наш» прочитал, смотрю — помогло слово Божье: дышит Гришка да и Сашка-Мишка захрипел. Ну слава богу! Я сперва веревками, что они подпоясаны были, руки им связал, а уж потом на телегу забросил, как они мое остожье. Только тронул поводья — Гришка замычал, начал в себя приходить. — Что, — говорю, — голова болит? Оглядываюсь, а он уже с телеги сполз и бежать настроился. Меня такая злость взяла. Ничего этого паскудника не берет. Кол вперед слома- ется, нежели голову ему раскроишь. Спрыгиваю — и за ним. — Куда? — хватаю за шиворот. Он вырываться, но меня силой Господь не обидел, а тут как бес в меня вселился — давай его кулаками охаживать. А он даже не увора- чивается, словно заповедь вспомнил: бьют по правой щеке — подставь левую. Зашатался Гришка и прошептал: — Не надо. Сам пойду, сам. И улыбка до ушей, и взгляд такой смиренный, немножко глупова- тый. Даже страшно стало от его взгляда. Как привязанный он пошел за телегою. А Сашка-Мишка как очнулся — так бранными словами меня поливать. — Еще, — говорю, — вякнешь — холодным в волость доставлю. — И так глянул на него, что он навроде в росте уменьшился и затих, даже дышать тише стал. Лошадь едва плетется, я ее не подгоняю, чтобы Гришка не отставал, ведь спотыкается на каждом шагу. — Развяжи, — вдруг слышу, — не сбегу. — А как приятеля развяжешь? — Нет, — мотает головой, — сил нету. Знатно ты меня приложил. Присмотрелся, а он, и действительно, какой-то не такой. Обычно грудь колесом и силы неимоверной: видел я, как на спор он медный пятак шутейно пальцами согнул. Троих парней из соседней деревни так отделал, что они едва уползли, а ведь приходили Гришку наказать. Что-то мне жалко его стало, и я веревку развязал. Он запястья потер, не поднимая головы. — Пойдем, — говорит, — раз я виновен. За телегу взялся рукой и идет. Не иначе телок привязанный. Я впе- реди сижу и все подвоха от Гришки жду, даже голову в плечи втянул, а он идет, только бубнит под нос что-то. Стал я прислушиваться к его бормо- танию, чудным оно показалось — словно священник в церкви проповедь читает.