Сибирские огни, 2018, № 2

85 ИГОРЬ МОСКВИН НЕСКОЛЬКО МГНОВЕНИЙ ИСТОРИИ сибирских рудников, но, может быть, и пеньковой веревки. Я поселился во Франции и затерялся среди студентов парижской Сорбонны. От роду мне двадцать лет, вот уже два года я нахожусь на чужби- не, а моя родная Волынь стонет под гнетом иноземных штыков. Когда я узнал, что император Александр прибывает в Париж, поначалу я был расстроен. Вот тот человек, который стоит во главе государства, что вво- дит свои порядки на моей земле, что силой принуждает в школах изучать его язык, запрещает выпуск стихотворных воззваний Адама Мицкевича, Юлиуша Словацкого, Зыгмунта Красиньского. Он приезжает в Париж по приглашению Наполеона. А потом пришла другая мысль, которая пря- мо поразила мой разум и захватила в тиски своей простотой: это знамение свыше, Господь обратил взор на недостойного. Из газет я узнал, что два императора — французский и россий- ский — будут принимать 25 мая парад, устроенный в честь прибытия высокого гостя, у Булонского парка. Меня это чрезвычайно обрадовало, ибо давало большой шанс на претворение в жизнь задуманного. Значит, думал я, они будут возвращаться через парк, там соберется толпа для при- ветствия и можно будет затеряться среди народа. А еще я прочел, что 23 числа мая месяца два вельможных пана посетят театр в Пале-Рояле. Для осуществления моего плана я нуждался в презренном металле, а у меня не было ни сантима. Я метался по друзьям, но тщетно: они тоже сидели без гроша. Требовалось целых девять франков. О Боже, может, это Ты посылаешь мне испытание, которое я должен с честью пройти? С горящим от стыда лицом отправился в комитет, занимающийся такими, как я, бежавшими с родины. Там пояснили, что сумма, полагаю- щаяся мне (согласно французским законам, около сотни франков), может быть выдана не ранее следующей недели. Да и то при благоприятном ис- ходе встречи с начальником комитета. Я был не просто расстроен — я был убит этим выстрелом в спину. «Что же делать? Что же делать?» — вертелось в моей голове, точно бобер вгрызался в ствол дерева острыми, как бритва, зубами. Двадцать третьего мая я был у театра и видел, как по ступеням спу- скался Александр — высокий, стройный, с военной выправкой. Мундир сидел на нем, словно он в нем и родился. Бакенбарды переходили в пыш- ные усы, которые он иногда поглаживал. Мне казалось ранее, что русский император — варвар, а увидел умные добрые глаза, с живостью смотрев- шие на народ, который в волнении и восторге восклицал: «Да здравству- ют императоры! Да здравствует император Наполеон! Да здравствует император Александр!» Я бежал рядом с каретою и кричал здравицу, ловя взгляд царя. И он посмотрел-таки мне в глаза —не знаю, чт о он смог в них прочесть, но явно не озлобление и не ожесточение. Было стыдно до глубины души, однако ничего поделать с собою не мог. Меня охватил восторг толпы, я был раз- давлен ее всепроникающей любовью к монаршим особам. Только дома, пряча зардевшееся лицо в руках, я осознал, что по- пал под чары этого человека — не всероссийского самодержца, топчущего