Сибирские огни, 2018, № 2

Р ы м а р е в. Для кого конец, а для кого начало. Для Гартштей- на, честно проползавшего всю жизнь у подножия памятника Пастеру и выдравшего вчера клок линялой шерсти из моего бока, сегодня, может быть, и конец и зажиточная жизнь в науке, хотя он и лепечет еще о своем завтра. Гартштейн, не спорю, герой науки, и Зарянский, не возражаю, заслуженный деятель медицины, и все же… Наши герои — те, что ушли в клинику, те, что не дрогнули ни перед кем, показали себя бесстрашны- ми вдвойне — бесстрашными гражданами и бесстрашными мыслителями. Для них сегодня только начало. ( Обертывается к Волгунцевой. ) Ва- лентина Алексеевна, все сказанное об ушедших в клинику в полной мере относится и к вам, и… простите меня. ( Целует у Волгунцевой руку. ) За сценой шум и крики: «Да здравствует профессор Рымарев, лучший врач, друг трудящихся!» ( Рымарев торопливо открывает окно, смотрит вниз и говорит удив- ленно. ) Толпа. Знамена. Ч е р н ы х. Трудящиеся столицы приветствуют тебя. Мы должны спуститься к ним. Р ы м а р е в. Они рукоплещут моим большим поражениям и малень- ким победам. ( Снова выглядывает в окно. ) Крики становятся восторженнее. Ч е р н ы х. Они знают, что из поражений ты выковал победу. Они на руках понесут тебя в клинику. Пойдем к ним. Валентина Алексеевна, пошли. В о л г у н ц е в а. Иду. Р ы м а р е в ( смущенно ). Мне стыдно, Иннокентий, точно уличен- ному обманщику. Мне надо сказать им… Все сделанное мною — ничто по сравнению с тем, что я замыслил… Господи, если бы мы могли остано- вить человеческую мысль… За сценой ликующие крики. Ч е р н ы х ( выглядывая в окно ). Народ ликует. Товарищи, все вниз. Черных решительно шагает к двери, за ним Женщина-врач из провинции, Рымарев сзади в глубокой задумчивости. В о л г у н ц е в а ( машинально ). Иду. ( Не двигается. Плачет. ) На сцене вспыхивает свет. Входит И л ю ш а. И л ю ш а. Внимание, граждане, свет дан. Занавес. 1935—1937