Сибирские огни, 2018, № 2

136 ВЛАДИМИР ЗАЗУБРИН ПОДКОП Ж у р н а л и с т к а ( подбегает к Рымареву ). Вы будете лечить? Мне можно надеяться? Я согласна отдать себя на любой опыт. Входят Ш е л е п о в и В о л к о в. Р ы м а р е в ( на ходу ). В институт, пожалуйста. В о л г у н ц е в а ( Черных ). Журналистка говорит, что интервью… Ч е р н ы х ( машет рукой ). Потом. Все идут к Евладову. Журналистка остается в кабинете, осторожно подходит к две- ри и заглядывает в спальню. Евладов молча кивает вошедшим, берет у жены лист бумаги, что-то зачеркивает в нем, пишет, долго читает и, наконец, отдает обратно. Черных, Шелепов, Волков, Рымарев, Волгунцева кучкой отходят в угол сцены, ближе к зрителям. Р ы м а р е в. Никто, кроме врача, не вызывает столько надежд, радости и отчаяния. Газеты провозгласили меня чародеем, который все может. Мне теперь пишут отовсюду, требуют, чтобы я лечил все до еди- ной болезни, от простого прыща до слабоумия. Мне не дают прохода на улице, ломятся в лабораторию, в квартиру. Люди ждут от меня великих радостей. Меня приводит в ярость сознание того, что я должен радовать и не могу. Умирает наш учитель, великий ученый, а мы смогли только при- думать название его болезни, и все. Все обертываются на покашливание Евладова и идут к нему. Е в л а д о в. Да, господа, одной жизни человеку мало. Мне семь- десят лет, обижаться как будто нельзя, и все-таки я недоволен. Мой мозг работает неплохо, а ничтожный мешок для переваривания пищи отказал- ся служить. Смерть отвратительна тем, что она почти всегда преждевре- менна. Ф е л ь д ш е р. Смерть есть самая гнусная уравниловка, какую ког- да-либо видел мир.. Поражает не взирая на лица. Е в л а д о в ( показывая рукой на кабинет ). Ваш разговор с рабо- чими. До меня долетело несколько слов. Они правы. Долголетие — вот задача нашей науки. Надо, чтобы человек был огражден от всяких слу- чайностей. Никаких болезней. Организм должен работать бесперебойно до возможного предела и потом угаснуть легко, одновременно всеми сво- ими частями. 38 Ф е л ь д ш е р. А я так и совсем не хочу умирать. Пять сынов — все врачи. Пять снох — все врачихи. Сам — фельдшер, любого врача за пояс заткну. Старость придет, у каждого сына по одному дню жить — вот тебе и целая пятидневка. Зачем мне, спрашивается, умирать? 38 Ср. в статье В. Зазубрина «Последние дни Алексея Максимовича Горького» (1936): «Социа- лизм, провозгласивший человеческую жизнь величайшей ценностью, приведет человечество к долголетию. Будем бороться за то, чтобы наш организм угасал постепенно и одновременно всеми своими частями» (ЛНС, с. 240).