Сибирские огни, 2018, № 2

106 ВЛАДИМИР ЯРАНЦЕВ ПЬЕСА ВЛАДИМИРА ЗАЗУБРИНА «ПОДКОП»: ЭПИЛОГ СУДЬБЫ когда он подвергался «партчистке» за его работу в «Сибирских огнях» и за допущенные им «серьезные идеологическими ошибки» или когда проводилось расследование о его деятельности в сызранском подполье и мнимой «службе» в жандармском отделении. В молодом Краснове тогда можно увидеть радикалов из группы и журнала «Настоящее», а прото- типом Зарянского, недоброжелателя Рымарева «справа» («я грязен — бегал от большевиков», «у меня частная практика» (л. 10), говорит он), как можно предполагать, является литературный критик-«попутчик» А. Воронский, нещадно и грубо обругавший зазубринские «Горы». «Роман ваш никудышный. Герой — чепуха», — говорил он Зазубрину в 1931 г., не принял он в 20-е гг. и его «Щепку». Характерно и полное совпадение его имени и отчества —Александр Константинович — с тако- выми Зарянского, да и фамилии их близки фонетически. Вероятно, и по- лемика вокруг «Гор», и обвинения Зазубрина в «групповщине» во время его работы в «Колхознике», и чувство одиночества из-за частых разладов с Горьким также повлияли на атмосферу «Подкопа». Оправдывая свой конфликт, Рымарев сам проговаривается о тревоге за свое будущее после угрозы ареста НКВД. Не случайно и то, что перемена в судьбе Рымарева произошла по- сле его поездки «в провинцию». Учитывая слова Женщины-врача: «Мы с вами в трех тысячах километрах на северо-восток от Москвы» (л. 61), можно не сомневаться, что это Сибирь — место, где Зазубрин родился и прославился своим творчеством и организаторским талантом. Огляды- ваясь на свою московскую жизнь, журнал «Колхозник», на свое отноше- ние к Горькому, он видел, что сравнение явно не в пользу Москвы. В этом свете образ Рымарева в пьесе предстает автобиографическим, а «Под- коп» в целом — зашифрованной исповедью о своем одиночестве и тщет- ных попытках найти тот «основной рычаг», который помог бы победить основную «болезнь» — невозможность написать произведения, книги, которые получили бы признание. Возможно, с этим связано возвращение Зазубрина в апреле 1937 г. к недописанным «Горам», по которым «со- скучился». «Наконец-то взялся за ум», — пишет он В. Ряховскому, тем самым словно повторяя отъезд Рымарева в Сибирь. Возвращаясь к «Го- рам», Зазубрин возвращался, пусть и умозрительно, в свои лучшие годы. Неизвестно, возвращался ли Зазубрин в течение двух оставшихся ему на свободе месяцев до ареста к «Подкопу». Но факт остается фак- том: пьеса дошла до нас хоть и в готовом виде — с адресом и телефоном автора, рассчитывавшего на контакт с прочитавшими ее, но и со следа- ми значительной правки на этом «готовом» экземпляре. Скорее всего, все-таки пьеса была отложена Зазубриным до лучших времен, до новой правки. Возможно, была и просто брошена, как «безумие», охватившее его в тяжелый период жизни. До сих пор он пьес не писал и явно испыты- вал трудности в этом жанре. Хотя бы в таком элементе, как экспозиция, когда появление главного героя у него происходит уже в начале пьесы, ничем не подготовленное. И в течение всей пьесы Рымарев не меняет- ся, повторяя один и тот же тезис на тему «Карфаген (т. е. старая наука)