Сибирские огни, 2018, № 2

102 ВЛАДИМИР ЯРАНЦЕВ ПЬЕСА ВЛАДИМИРА ЗАЗУБРИНА «ПОДКОП»: ЭПИЛОГ СУДЬБЫ миссия». В целом, писал Зазубрин в «Истории одного подкопа», «ин- ститут использует в своей работе опыт не только западной, европейской медицины, но и восточной — индусской, тибетской, китайской и др.». Этот же интерес ко всему восточному виден и в «Горах», и еще больше — в «Когутэе», алтайской сказке, которую Зазубрин перевел для «Нового мира» в 1933 г., когда писал очерк о ВИЭМе. В «Когутэе» бобренок- «шаман» дважды чудесным образом воскрешает сначала разрубленного пополам, а потом сожженного приемного отца. В поздравительном пись- ме Горькому на его день рождения Зазубрин писал, что «одни тибетцы только в состоянии выправить Вам дыхание и вообще сделать Вам над- бавку к положенному количеству лет ровно на полтора десятка», тогда как директор ВИЭМа Л. Федоров «тормозит развертывание тибетской медицины» в институте (27.03.35). Возможно, именно этот «восточный» сюжет и положен в основу конфликта в «Подкопе» между ортодоксами из пожилых сотрудников института и новаторами, возглавляемыми Рымаревым. Ибо уверенность героя пьесы в его подходе к избавлению от неизлечимых болезней фено- менальная и, главное, ничем практически не мотивируемая. Рымарев фа- натично гнет свою линию, готовый пожертвовать сотрудниками лабора- тории, репутацией, подвергнуться суду и даже аресту НКВД. Зазубрин избегает медицинских терминов, кроме латинских поговорок, его герой говорит общими словами: «Я начал улавливать в каждом ударе, в каждой неудаче какую-то новую закономерность» (л. 7) * . На этих «исключени- ях из старого канона» он и основывает свою борьбу с самыми опасными недугами, что должно привести в идеале к появлению нового человека — не болеющего сначала телесно, а затем и социально. Не зря институт в пьесе «реорганизуется» в «Институт здорового человека», а ретро- грады — оппоненты Рымарева в ужасе от «совершенно невыполнимых планов работы» (л. 8) говорят о «гигантомании» в медицине, о том, что «институт хотят раздуть до необычных размеров» специально «для одно- го Рымарева» (л. 11). В этом смысле в намерениях его недоброжелателей Зарянского, Гартштейна, Плигина — «научно доказать несостоятельность Рымарева» (л. 10) — есть своя правота: он действительно выглядит прожектером, как говорит о нем Зарянский, увлекшим за собой директора института Черных и даже наркома. Но прожектером в высоком, романтическом значении этого слова. В пользу Рымарева говорит его революционный пафос — «сломать старое и заменить его новым» (л. 15), его аргумен- ты — только «силовые», а не научные. Единственная конкретика в его словах — имена европейских ученых (Вирхов, Пастер, Эрлих), которые уже «устарели». Тогда как Зарянский проводит удачную операцию и все его с этим поздравляют, Рымарев лечить (в том числе и своего учите- ля — академика Евладова) категорически отказывается. Он продолжа- ет искать «основной рычаг», основу основ, при воздействии на которую «отдельные открытия» (лечение конкретных болезней)«посыплются как * Здесь и далее ссылки на текст рукописи «Подкопа».