Сибирские огни, 2018, № 2

99 ВЛАДИМИР ЯРАНЦЕВ ПЬЕСА ВЛАДИМИРА ЗАЗУБРИНА «ПОДКОП»: ЭПИЛОГ СУДЬБЫ ла собой ряд портретов ученых — сотрудников института: И. Павлова, А. Сперанского, И. Разенкова, Г. Календарова, Л. Федорова с зарисов- ками их внешности, жестов, характеров в рабочей обстановке при мини- муме информации о сути их работы. Удачнее других получилась главка о А. Сперанском, в которой пока- зан облик ученого-экспериментатора в запачканном кровью халате, «ты- сячами» режущего животных, революционера, «ломающего целые деся- тилетия науки» и мнения авторитетов, «резкого до озорства» новатора, работающего «над созданием новой теории, над выработкой новых взгля- дов на болезнь и больной организм». Вопреки завистникам и клеветни- кам, он отказывается лечить как обычный врач, потому что «подошел вплотную к тому, чтобы совершенно по-новому поставить вопрос о лече- нии “неизлечимых” болезней». Ему платят конфликтами: сотрудники «на него сердятся, потихоньку обвиняют в разбросанности, считают партиза- ном». Неудивительно, что именно к А. Сперанскому Зазубрин, так по- хожий на него темпераментом, азартом, увлеченностью, отнесся с боль- шей симпатией, чем к другим. В письме к Горькому от 03.11.33 г. при отправке ему очерка он писал: «…когда я прочитал главу о Сперанском, он (профессор И. Разенков. — В. Я. ) закричал: “Блестяще! Алешка жи- вой!”» Горький, однако, восторгов автора и его первых читателей не раз- делил. Ему не понравились «изображенные в легкой — “французской” манере чудаковатые фигуры» ученых, которые «мало говорят — об идеях, носителями коих являются эти фигуры, и — главное — об идее ВИЭМ». Назвав статью «совершенно неудавшейся», нуждающейся в переделке «с первого слова до последнего», Горький получил от Зазубрина пока- янное письмо с признанием, что ему «очень стыдно за... неудачу со ста- тьей о ВИЭМе» и он допускает возможность «исправить... ошибку». Этого, однако, не произошло. «История одного подкопа» не была рома- ном «Горы», в котором Зазубрин охотно исправлял замеченные Горьким многочисленные недостатки. В очерке, видимо, было что-то личное, до- рогое ему, близкое той свободе самовыражения, которую он обрел в Но- восибирске, в «Сибирских огнях», и потому писал его хоть и «торопливо, но с любовью». Не случайно «История одного подкопа» напоминает его «Литературную пушнину» (1927) и «Заметки о ремесле» (1928) и име- ет подзаголовок «Заметки пристрастного наблюдателя». Очерк в итоге был отложен на два года, а потом преобразован в пьесу. За это время в жизни Зазубрина произошло немало событий. В ка- честве члена Оргкомитета Союза писателей СССР он ездил в февра- ле 1934 г. в Новосибирск, чтобы провести собрание писателей в связи с подготовкой к съезду, но встретил сопротивление в лице тогдашнего главы сибирских писателей В. Итина. В апреле его роман «Горы» про- шел обсуждение в том же Оргкомитете и был признан «советским», хотя и излишне натуралистическим, и в 1935 г. издан отдельной книгой. За- зубрин как делегат присутствовал на Первом съезде советских писателей, где, по воспоминаниям Н. Смирнова, «с крайним вниманием выслушивал любую речь», в том числе Б. Пастернака и Ю. Олеши, и где практически все бывшие писатели-«попутчики» с энтузиазмом приняли новый лите-