Сибирские огни, № 9, 2014

83 Роман ЛУДУП. ДОЛГИЙ ПУТЬ ОДНОЙ ТИШИНЫ темно-зеленую колючую хвою. Затем какая-то тяжелая тоска и необъяснимая тревога стали прокрадываться в мою детскую душу, и мне показалось, что даже та самая многолетняя ель не выдержала и тревожно задрожала всеми своими совершенно голыми и колючими ветками. После полудня из школы вернулись мои братья, они тоже звали Хартыга, но его нигде не было. Отец сказал — может быть, он пошел на охоту, и на всякий случай приготовил ружье. Тогда мы, несколько успокоившись, по очереди стали выходить на улицу и внимательно прислушиваться, но вместо долгожданного азартного лая нашего охотника мы вынуждены были слушать убийственную тишину. И без того долгая зимняя ночь превратилась в самую настоящую невыносимую вечность. Отец встал рано и растопил печку, и мы, не дожидаясь, когда прогреется избушка, вскочили и оделись. Мама варила утренний чай, а отец взял ружье и вышел. Тогда мы в спешке тоже стали одеваться, чтобы пойти за ним. — Сегодня же воскресенье. Куда вы? — спросила мама, наливая из чана чай в большой китайский термос. — А Хартыга?.. — выпалил я в надежде услышать что-нибудь утеши - тельное. Мама, расставив на столе пиалы и разливая ароматный утренний чай с молоком, тяжело вздохнула и сказала: — Его так и нет. Отец поехал его искать. Мы тихо сели вокруг стола и, даже не прикоснувшись к ароматному чаю, стали с нетерпением ждать возвращения отца. Как и накануне, мы по очереди выходили на улицу и смотрели в ту сто - рону, куда уехал отец. Рядом с нашей фермой грядою тянулась цепь невы - соких каменистых гор. Отец направился к вершине одной из них. Мы даже некоторое время видели его силуэт. Он стоял рядом с конем и тщательно оглядывал в бинокль округу. Затем он вскочил в седло и, перевалив за гряду, исчез. Нашим ожиданиям, казалось, не было конца. Прошли два или три утомительного часа. Была моя очередь, и я, поти - рая варежками замерзающие щеки, смотрел в гору и ждал отца, а в кармане пальто так и лежала нетронутой пачка печенья. Время шло и шло, а я упорно смотрел и смотрел на гору, и вдруг совсем рядом отчетливо услышал топот копыт и фырканье. Я резко повернулся в сторону коновязи и увидел отца. Отец верхом на коне приближался к коновязи, а поперек седла, свесив голову и хвост, беспомощно лежал наш Хартыга. Я закричал: — Хартыга! Хартыга! Нет, не-е-ет! Братья выскочили из избушки. Мы, страшась увидеть самое плохое, стали медленно приближаться к коновязи, куда только что подъехал отец. Отец, остановив коня, полными печали глазами посмотрел на нас. Хартыга не двигался. Наступила мертвая тишина. Потом, всхлипывая, тихо начал пла - кать наш младший братишка. В это время мы услышали еле слышный визг, голова нашего охотника медленно приподнялась — и мы все, ликуя, гурьбой ринулись к нему. Хартыга был жив, но обессилен. Мы сначала даже не поняли, в чем дело. Отец, все еще сидя в седле и бережно передавая пса старшему брату, с горе - чью коротко сказал: — Капкан. Он угодил в капкан. Лишь тогда мы увидели, что его передняя лапа перебита и безжизненно свисает, болтаясь на маленьком клочке шкуры. Увидев нас, Хартыга жалобно заскулил, и на рукав телогрейки старшего брата из глаз пса хрустальными капельками тихо упали горячие слезы… Перевод Эдуарда Мижита