Сибирские огни, № 9, 2014

82 Роман ЛУДУП. ДОЛГИЙ ПУТЬ ОДНОЙ ТИШИНЫ отца — почему из такого огромного количества молока получается так мало нужного продукта? Отец задумчиво ответил мне: — Наверное, из-за того, что в этой жизни, сынок, хорошего всегда очень мало, очень и очень… Работу отец со своими часто меняющимися напарниками выполнял каж - дый день, поднимаясь спозаранку и возвращаясь поздним вечером. Так он вкалывал круглый год, без выходных и праздников, отдавая всего себя работе и взамен от жизни получая самую малость. Зимой вся ферма переезжала на зимнюю стоянку. Она находилась всего в трех километрах от села. Рано утром, еще затемно, отец запрягал коня и вез нас в школу. Мы забирались в сани и удобно устраивались на подстилке из сена. По утрам трескучие морозы всегда усиливались, и мы залезали под огромное оде - яло из овчины, сшитое мамой специально для нас. Под одеялом всегда пахло сеном, и этот аромат напоминал о цветущей степи и солнечном лете. Ухабистая и сильно петляющая дорога шла через лес. Хартыга каждое утро провожал нас до опушки леса, а когда мы после полудня пешком воз - вращались с уроков домой, он встречал там же, на той же опушке. Увидев нас, он смешно подпрыгивал, затем, упершись лапами в наши плечи, начинал облизывать, и его радости не было конца. Однажды мои занятия в школе закончились чуть раньше, чем обычно. Тогда я был первоклассником. Я обрадовался, что смогу подольше погостить у старшей сестры — пока идут уроки у братьев. У родителей было шестеро детей. Самая старшая у нас — сестра, затем родились пять мальчиков. Я — предпоследний сын. Когда мы навещали сестру, она угощала конфетами, бук - вально запихивая их в наши карманы, и мы по дороге домой с наслажде - нием лопали их, но каждый всегда оставлял заначку для младшего брата и Хартыга. Я прибежал к дому сестры, но дверь была закрыта, вместо замка в замоч - ную петлю был вставлен тоненький деревянный колышек. Соседка сестры, проходившая мимо, сказала, что та ушла на работу. Следующие сорок пять минут показались мне вечностью. Я сходил в сельский магазин, на карман - ную мелочь купил пачку печенья за девять копеек и, упорно борясь с его заманчивым ароматом, запихал в карман пальто. Затем на улице подобрал кусок картонки и несколько раз успел скатиться на нем с горки. Но все равно время тянулось медленно. Тогда я решил идти домой без старших братьев. Снег под валенками издавал равномерный веселый скрип, лучи солнца сверкали на снежинках. Я то и дело поглаживал в кармане гладкую обертку сладко пахнущего печенья, стараясь шагать как можно быстрее, и дыхание застывало тонким слоем серебра на моих ресницах и на воротнике зимнего пальто. Я шел и думал — вот-вот закончится лес, и на опушке, как всегда, встретит меня Хартыга. Он будет прыгать и бить хвостом, затем упрется в плечи передними лапами и оближет мои покрасневшие от мороза щеки, а я угощу его сладким печеньем, и мы наперегонки побежим домой. Мне ничего не стоило пересечь лес шириной всего три километра, и он действительно стремительно редел. Вдали показались заснеженные крыши нескольких избушек нашей фермы. Я вышел из леса и в недоумении стал замедлять шаги: Хартыга на месте не оказалось. Я остановился возле высо - кой ели, занесенной толстым слоем снега, и, с трудом открывая противно слипающиеся от инея ресницы, посмотрел вокруг, но моего четвероногого друга нигде не было. Я окликнул его: — Хартыга, Хартыга!.. Ко мне! — но вместо радостного лая зимний лес несколько раз коротко ответил мне сухим и трескучим эхом. Когда слова безвозвратно растворились в глуши зимнего леса, вдруг обрушился весь снег с веток рядом стоящей высокой ели, оголив ее