Сибирские огни, № 9, 2014

45 Сергей КРУЧИНИН. ПАТЕРИК ГОВОРЯЩЕГО СКВОРЦА его в данный момент невозможно, поэтому мы должны получить валюту, по договоренности. — У нас нет валюты, — раздраженно сказал продавец, — можете подо - ждать до завтра? Молодцы угрожающе двинули плечами. Мы остановились на курсе девять рублей за доллар — накануне доллар обменивался один к шести. В моей сумке вдруг оказались семь с лишним тысяч — деньжищи! День был ужасно душным и жарким. Или мне это казалось от пережи - тых страстей… Я медленно двигался от Фрунзенской набережной к метро. Мозг отупел, хотелось пить. И вот случай — кафе «Хлестакофф». Вхожу, на вешалке — старинные крылатки и картузы. За стойкой — половой с переки - нутым полотенцем, завитые усы. — Пожалуйте! Кофе, чай, суточные щи, расстегаи! Не пожалеете, оста - нетесь довольны! — Устал. Выпил бы кофе, черный. — Пожалуйте в зал. Желаете внизу или на антресолях? — Пожалуй, на антресолях, — мне хотелось рассмотреть зал. Он был почти пуст. Только в дальнем углу несколько человек за столиком тихо раз - говаривали. На стенах — старинные лубки и олеографии, возможно, стили - зованные. На антресолях огромные полукруглые окна, хорошо видна улица и все, что внизу. Ждал долго. Наконец принесли и поставили две свечи, но не зажгли. Я ждал, рассматривал улицу. Кто-то пришел и зажег свечи, положил две крах - мальных салфетки в металлических кольцах. И вновь я ждал. Принесли сахарницу с большой горкой рафинада — мне бы хватило на месяц. И опять ждал… А вот и кофе в миниатюрной чашечке, очень горячий. Без пенки. Обыкновенный. Бледно горят свечи. Почему их две — и две салфетки?.. Намек?.. На что?.. Какая-то жуткая обида на самого себя. Я — банкрот, я банкрочу дом, наследником которого стал. Нет дачи, продана самая красивая вещь из гар - нитура, в моей сумке деньги, которые уйдут на пустяки. Горят, горят свечи… Пустая чашка, измазанная кофе. Нетронутая горка сахара. Я жду счет. Передо мной на стол ложатся кожаные корочки. Открываю. Смотрю — пять - десят рублей. По вчерашнему курсу — больше восьми долларов. Сто сорок четыре чашечки паршивого кофе за предмет искусства, за пла - мень творчества и многие дни трудов неизвестного прекрасного мастера?.. — Так мне и надо! — выдохнул я. Положил деньги и, не гася свечей, вышел. Ровно девяносто лет отделяют сей миг и дурацкую чашку кофе от того момента, когда в Ивантеевке появилась моя бабушка Лиза — повивальная бабка, завязывавшая пупки мне и моим двоюродным братьям и сестрам. А вот и я — разрушитель устоев, всего, что создавалось душой и стараниями моих близких. — Не забывайте нас, приходите с друзьями, — в пояс поклонился раз - битной половой. — Не забуду! Прощайте… Гоголь с портрета грустно мне улыбнулся и помахал своею шляпой. ( Продолжение следует. )