Сибирские огни, № 9, 2014

42 Сергей КРУЧИНИН. ПАТЕРИК ГОВОРЯЩЕГО СКВОРЦА Все это организовывала мама. Она же устроила упоительную поездку в Москву и обратно на «эмке» дяди Коли. Ездили в госпиталь Бурденко, где Александру Петровичу сделали операцию на глазах по поводу катаракты. Мама сказала, что с восемнадцатого года здесь почти ничего не измени - лось: та же широкая гранитная лестница, по которой на австрийском сол - датском протезе спускался дядя Вася. Вспомнила, как нарастал металличе - ский звук, заполняя все пространство болью родного человека, как, увидев ковылявшего по ступеням Васю, бабушка закрыла лицо руками и в голос, причитая, завыла… Неожиданно на верхней площадке лестницы появился грузный и величественный Александр Петрович, уже облаченный в длин - ное темное пальто. Под руки его вели две санитарки в белых халатах. Две черные ленты крест-накрест пеленали его глаза. Я вздрогнул, увидев дядю Сашу, по телу пробежал холодок: только что я видел весеннюю умытую Москву и цветущие деревья вокруг госпиталя — и вдруг эти черные траур - ные ленты… Дядю Сашу с трудом громоздили и усаживали в машине. Казалось, что он совершенно беспомощен. Моя радость движения по московской брусчатке разом улетучилась. Любую колдобину теперь я воспринимал как собствен - ную зубную боль. Дядя Коля вел машину очень аккуратно, но от всех ямок не убережешься. Александр Петрович время от времени спрашивал, что про - езжаем, и мама ему рассказывала, а он комментировал, словно просматривал когда-то снятые собственные фильмы. Это обстоятельство несколько меня успокоило, я стал внимательно рассматривать проплывающую за стеклом столицу. Наконец выехали на Ярославское шоссе. — До выставки далеко? — спросил дядя Саша. — Скоро, — ответил шофер. — Тань, не забудь предупредить, очень люблю скульптуру Мухиной. — Да вон она! — закричал я в восторге от собственной догадливости и взрыва чувств, производимого подлинным шедевром. Под звонким солнцем стальные фигуры рабочего и колхозницы взмет - нулись над московскими крышами, еще выше в их сильных руках — серп и молот, как герб страны, в которой мне повезло родиться. Я чуть не заплакал от счастья и взглянул на дядю. — Сто восемьдесят пять тонн четырехмиллиметровой хромированной стали, без малого — двадцать пять метров высоты! — Да-а! — восхитилась мать. — Мой товарищ был в расчетной группе при монтаже, Коля Зайцев, в тридцать девятом внезапно исчез. — Мам, а я родился в тридцать девятом? — Да. В декабре, — ответила она как-то напряженно. — Коля, — обра - тилась она к шоферу, — пожалуйста, поосторожнее на ямках. Вскоре дядя Саша умер от инфаркта, так и не успев вновь увидеть божий свет. Бабушка Саша хворала все чаще. Сделав что-то по дому, усаживалась на свою кровать, вздыхая, шептала: — Чтой-то не дюжу… Вскоре и ее не стало. Я по-прежнему жил под добродушным наблюде - нием тети Мани. Мама после работы приходила уставшей и раздраженной: не успевали добить квартальный план, материалы приходили с нарушением ГОСТа, работницы приворовывали… Мама требовала мой дневник и иногда прове - ряла уроки. Бывало, она начинала на меня кричать, словно перед ней не я, а какая-то провинившаяся работница. Один раз я не выдержал и с горечью выкрикнул: — Лучше отлупи, но не кричи так! — мама осеклась, но ругать продол - жала, хотя и более сдержанно.