Сибирские огни, № 9, 2014

37 Сергей КРУЧИНИН. ПАТЕРИК ГОВОРЯЩЕГО СКВОРЦА А мать рассказывала о молодых истощенных девчонках, поступавших на фабрику, у которых обнаруживали вместо волос вшивые коросты. Девчонок нещадно остригали наголо и выдавали старушечьи белые платочки в мелкий горошек. Из всей сумеречной череды драматических эпизодов моего детства я запомнил один, освященный тихой радостью. Меня разбудили так рано, как не будили никогда. Мутный призрачный свет только начинал пробиваться сквозь оконные стекла. Помню, что газетных крестов на них уже не было. Значит, это было после войны… и уж наверняка после сорок третьего года, когда Сталин разрешил службы в церквах. Я еще не разлепил глаз, а нос уже почувствовал вкусный запах ванили и чего-то уютного и теплого. На столе — урчащий, как сытый кот, самовар, невиданные прежде крашеные яйца, румя - ный столбик кулича с горящей в его коричневой шляпке свечой и пирамидка нежно-розовой сливочной пасхи на синем широком блюде. — Христос воскресе, — с тихим торжеством произнесла бабушка. — Воистину воскресе! — дружно подтвердили сестры-атеистки. Интуитивно я почувствовал, что нужно поступить так же, и громко повторил: — Воистину воскресе! Бабушка вручила мне яйцо и трижды поцеловала. Потом она расска - зывала о службе, о том, как выглядит новый священник, кого встретила в церкви, и что-то еще — я этого не слушал: маленькой серебряной ложечкой вкушал сладчайшую из сладчайших, воздушнейшую из воздушнейших вол - шебную пасху… Глава шестая. Ивантеевка. Фантомные боли Василий умер внезапно, в двадцать третьем году, в мае, ровно через месяц после рождения сына Анатолия. Косил в саду молодую травку для кроликов — в тот год они сильно расплодились. Пришли друзья побол - тать, покурить, он прилег на скошенную травку — уж больно натирал про - тез. Лежал-то недолго, да несогревшаяся земля натянула холодом; к вечеру поднялся сильный жар, сзади, в области поясницы, появились нестерпимые боли. Не в силах сдержаться, Вася, закусив губы, катался и дико выл, расска - зывала мне мама. На третий день его не стало. В доме все стало разваливаться — почему-то начали дохнуть куры, лихой человек увел лошадь, Таня сама ему и отдала: пришел какой-то мужик, сказался, мол, от родственников из Наумово, надобно увезти в больницу их шурина, дескать, сильно заболел. Таня кое-как изловила лошадь: всегда такая ласковая и послушная, теперь она отбегала и не давала накинуть уздечку, как чувствовала. Что случилось с ней потом, так и не смогли узнать. Таня к тому времени закончила девятилетку в Уруге — большом селе в пяти верстах от Колтенок. Надя только что перешла в седьмой класс. Жили в доме у дальнего родственника, пьющего дьячка, уроки делали при лучине. К слову сказать, электричество появилось там только в шестидесятых годах. Шустрых девчонок надо было учить дальше, бабушка это понимала, вот и отправила к Лизе в Ивантеевку. Лизину школу медсестер уже прошли Маня и Лида, уехавшие из деревни еще в девятнадцатом. Обе удачно вышли замуж: Мария за пожилого вдовца, Кузина Александра Петровича, главного меха - ника пушкинской фабрики Александра Арманда, впоследствии перешедшего на службу к Юрию Ватреме, а Лида — за мастера фабрики Ватреме, Алек - сандра Решетина, большого поклонника театра, успешно игравшего глав - ные роли в местных любительских спектаклях в паре с дочерью Александра Петровича Ольгой. Бабушка осталась в деревне опекать внука Анатолия,