Сибирские огни, № 9, 2014

35 Сергей КРУЧИНИН. ПАТЕРИК ГОВОРЯЩЕГО СКВОРЦА Позже, когда бабушки не стало, я начал соображать — в какой же гим - назии она могла учиться? В Калуге или Смоленске? Вряд ли в небольшом волостном городке, пусть купеческом, могла быть гимназия, да еще женская. И вдруг совсем недавно в краеведческих документах прочитал, что в Мещов - ске существовала-таки женская гимназия, аж с тремястами девочками-гим - назистками и двенадцатью их учителями. Здание этой гимназии сохранилось до сих пор. Теперь там педагогическое училище. Я представляю свою бабушку Сашу за партой: чинные ряды девочек в оди - наковых строгих платьях — коричневых с черным фартуком в младших клас - сах и серых с белым фартуком в старших. Какой урок идет? Русский?.. Словес - ность?.. Закон Божий?.. Космогония или математика?.. Французский или што - панье белья и шитье бисером?.. Может быть, география, которую так любила бабушка?.. Я помню, что разговаривала она совершенно по-деревенски: шти вместо щи, конхветы . Но однажды всех рассмешила следующим образом: готовила блины и разбила яйцо, оказавшееся тухлым. И вдруг по-французски, с прононсом и грассированием, произнесла фразу, которая означает: «Не раз - бив яйца, не приготовить яичницу»! Надя попросила: — Мам, скажи еще что-нибудь. Та махнула рукой: — Все забыла. И это бы не вспомнила, коли не яйцо, пралик его расшиби! Другой раз в детстве я стал свидетелем очень эмоционального спора о правилах соблюдения поста между моей бабушкой Сашей и тетей Маней — ее падчерицей. Первой женой деда была дочь священника из села Наумово. Она рано умерла, оставив двух дочерей: старшую Александру и младшую Марию. Молодую жену Иван Семенович подобрал себе из мещовских обра - зованных девиц Кобелевых. С этим семейством у Костиных были давние связи, начиная с семнадцатого века, от виноторговца Савелия Кобелева. Была ли религиозна тетя Маня? В отличие от бабушки, она не постилась, но память о богобоязненной и боголюбивой матери томилась в ней, меша - ясь с убеждениями младших сестер-коммунисток. Однажды душным зной - ным вечером мы гуляли с тетей Маней, дошли до старинной Новоселковской церкви. Служили вечерню, дверь была приоткрыта, слышалось непривычное пение, вкусно пахло горящим воском и ладаном. — Давай зайдем, — предложил я. — Мне интересно, как молятся. Она согласилась, но вдруг на паперти, у входа в церковь, остановилась и сказала: — Иди один, я подожду на лужайке. Какие мысли и чувства овладели в тот миг моей тетушкой, что она не посмела войти в церковь? Тем более я не решусь определить причину того отчаянного ее спора со своей мачехой из-за пустячного кусочка селедки, положенного на хлеб в Великий пост. Бабушка утверждала, что есть несколько дней во время поста, когда рыбу употреблять в пищу не возбраня - ется. Тетя с великим жаром утверждала обратное — категорически нельзя. Спор набирал обороты и терзал меня — я любил обеих. Не в силах терпеть, вышел из комнаты, где играл, и громко заявил: — Бога нет, мне мама сказала! Значит, все можно! — и обе разом замол - чали, не в силах ни разубедить меня, ни согласиться со мной. Не могу вычислить, когда происходила эта психологически многоуров - невая кухонная дискуссия, до моей болезни свинкой или позже… Ходил ли я еще в детский сад или уже в школу… О болезни я бы никогда не вспомнил, если бы ей не предшествовал случай, связанный с нашим поросенком Борь - кой. Бабушка пошла кормить его и вскоре вернулась чуть не плача. Борька вырвался из хлева, проскочил каким-то образом между ног бабушки, разлил