Сибирские огни, № 9, 2014

25 Сергей КРУЧИНИН. ПАТЕРИК ГОВОРЯЩЕГО СКВОРЦА — Ты с нами. — Мать пересадила меня на свои колени, укрылась краем одеяла. — Боже! Милостив буди нам, грешным. Благослови вкусить дары Твои! — и первой взяла из-под полотенца картошку, грея и обжигая ладони. Три сестры, не проронив ни слова, молча последовали ее примеру. Кожуру возвращали на тарелку, картошку аккуратно солили и ели. Уже взрослым я вспомнил эту сцену, разглядывая картину Ван Гога «Едоки карто - феля». Потом пили морковный чай с сахарином, так было всю войну: настоя - щий чай был большой редкостью. И все же от живого тепла и еды лица оживали, просветлялись. Ребенком я был приметлив и памятлив, и теперь, когда мне уже семьде - сят два года, ясно воспроизвожу в своем мозгу те картины и те разговоры, не дословно, но суть их жива… — Чтой-то от Анюты уж которую неделю нет писем, — посетовала бабушка. Анюта была старшей из родных дочерей бабушки. Она в двадца - том году вышла замуж за сельского учителя и не переехала со всеми в город, осталась в деревне. — Небось, снегом завалило, — откликнулась тетя Лида, — до Шлип - пово не дойдешь, а почтальонша не ходит. — А помните, как Анюта всех насмешила с Васиным скворцом? — Надя рассмеялась беззаботно и молодо. — Дык, как же! — удивилась бабушка, словно не знала этого потешного случая наизусть во всех мельчайших подробностях. Подобных вечеров было много во время войны. Я их сложил в один. Глава вторая. Патерик говорящего скворца Дядя Вася вернулся из австрийского плена в восемнадцатом году без ноги, но с австрийским протезом. В деревню Колтенки, где жила его мать, моя бабушка, Александра Яковлевна Костина со своими дочерьми, из московского госпиталя пришло письмо. В нем было сказано о том, что Васю следует забрать, поскольку самостоятельно пока он передвигаться не может. И вот моя бабушка, оставив всех своих дочерей на хозяйстве в деревне, отправилась в Москву, взяв с собою лишь тринадцатилетнюю Таню, самую разумную и шуструю свою дочь — мою будущую мать. Остановились у бабушкиной родной сестры в селе Ивантеевка, что в тридцати километрах от Москвы. Незамужняя бабушкина сестра, Елиза - вета Яковлевна Кобелева, служила акушеркой при французской красильной фабрике Ватреме. Бабушку Лизу я смутно помню. Мы называли ее Белая бабушка — слишком рано она поседела и умерла рано, в пятьдесят восемь лет, в сороковом. Но о ней позже — личность была незаурядная. В назначенный день Александра Яковлевна и Таня поехали за Васей. Теперь этот военный госпиталь называется «имени Бурденко», а тогда, по старой привычке, «императора Петра». Ждали недолго. Госпиталь был переполнен. Всюду, в фойе, на лестничных площадках, в коридорах лежали раненые, и мало-мальски выздоравливающих старались быстрее выписать. Неожиданно на широкой мраморной лестнице появился Вася. Он был в своем унтер-офицерском френче, но без сабли, как на фотографии. Держась за перила, с палочкой, он медленно спускался, напря - женно выглядывая своих из огромного количества посетителей. Из одной шта - нины вместо ноги торчала металлическая кочерга. Несмотря на шум, гомон и стоны раненых, стук кочерги о мраморные ступени казался самым явственным и невыносимым. Бабушка закрыла лицо руками и безутешно, по-деревенски завыла, причитая. Таня побежала помочь Васе спуститься.