Сибирские огни, 2006, № 11

Нет, не неверие, но, увы, докладывают Ему Про волос, павший с любой главы, про лист и шерсть — ни к чему. Не светит нам ни один святой — по-честному, без вранья. Ужели Ты проведешь их той тропой, что ходила я?! Громи меня на своих судах и в сварах людской грызни, Но не казни на моих стадах и на садах — не казни! Пускай никто не замрет в тисках отчаянья и тоски! Пусть все умрут на моих руках — и живности, и ростки! Цветет жасмин и растет миндаль, пес продолжает смердеть, А крыша едет в такую даль, что, стоя, не разглядеть... Нет, надо думать про лебедей и жить сегодняшним днем! Тем паче, будущее лютей любых кошмаров о нем. ПРОГУЛКА Зайдешь с бедою невесомой за грань, за свет, И ни одной звезды знакомой на небе — нет. Так символ на чужом штандарте и нем, и льдист. Что ж, воздух в городе и в марте несвеж, нечист. Извечный смог, дымы. Всё тучи да облака. Ни путеводной, ни падучей — из Далека, Почти прочтенного, как книга (не до конца), Ни телеграммки, ни подмига, ни полсловца. Застыть привычно почемучкой, задрав башку, Опасливо корявой ручкой махнуть божку, В бессмыслице, когда всё ясно, искать ответ. Так грязен двор, и небо грязно, лишь сердце — нет. Любить, жалеть — ловчей без грима, рыдать, сгорать. Вон люди — далеко и мимо. Не разобрать Их голосов с весёлой бранью, с ворчбой пустой. Как хорошо, что мы — за гранью, мой золотой! У нас объятия и тренья — наперечёт, У нас в часах песочных время рекой течёт. Нам всё — надсада и помеха. Смотреть, поди, Со стороны нельзя без смеха. Не уходи! Глядь, выше облака и смога — чужой торжок, Там у ворот — крупица Бога — сидит божок. Там — палачи, рвачи, абреки, шахиды, смрад. Там продаются чебуреки и виноград. Там смог в сетях иного града, как страсть, как лесть. Божок, он хочет винограда — не может есть. Там кровь и смерть текут рекою в гнилую падь. Он, бедный, грезит о покое. Не может спать. 7 заказ № 719 ВИКТОРИЯ ИЗМАЙЛОВА САДЫ И СТАДА