Сибирские огни, 2006, № 11

АЛЕКСЕЙ ЛЕСНЯНСКИЙ Шш ЛОМКА нуть... А сейчас смотри, на что я вынужден пойти, чтобы перекрыть твое безмозглое поведение. Не дожидаясь ответа от Митьки, Спасский, работая локтями, приблизился к азер­ байджанцу, нанесшему Белову удар. Зловещий крик, вырвавшийся из Андрея, при­ влек к себе внимание: — Чего ждем, мужики?! Россия для русских! Бей их! Мы, активисты русского национального единства, давно призываем народ объединиться против черномазых! — Фашисты... Фашисты... — Понеслось со всех сторон. — Кто там сказал — «фашисты»? Не стесняйтесь! Я вижу, что вы уже готовы присоединиться к нам! Изгоним иностранцев с нашей территории! Сотрем эту мразь в порошок! Пошли вон с наших рубежей!.. — закричал Андрей и плюнул в лицо злополучному азербайджанцу. — Мы тебе не ровня, молокосос, — услышал Спасский прокуренный бас сзади и заполучил сильнейший толчок в спину. «Нашлись люди», — подумал он, распластавшись на полу. Загуцело от встряски тело, грызла обида за несправедливое страдание, но миссия еще не была закончена, Спасский сел и зарычал: — Тот, кто меня толкнул, — ренегат! Таких перво-наперво уничтожать будем! — За такие слова... Не ожидал я, что страна, победившая фашизм, породит выблюдков навроде тебя! — Прогрохотал все тот же бас, и Андрей почувствовал удар ногой в бок. — На себя посмотри, урод, — выдавил из себя Спасский, понимая, что своими словами окончательно восстанавливает общественное мнение против себя. Так и произошло. Замелькали перед носом кирзовые сапоги, подключились туф­ ли самых разных размеров и стали выколачивать из тела парня нацистскую заразу. Ни один стон не вырвался из груди Спасского, ни один мускул не дрогнул на разбитом лице. Из глаз у него потекли слезы, и мужики подумали, что он плачет от боли, но тут была совсем другая причина, о которой догадался разве что только Белов. — Убийцы! Нелюди! Такого человека загубили! Уматывайте отсюда, куски вор­ вани! — Сквозь затемненное сознание узнал Андрей голос Забелина. — Прости, Спас! Мы не видели, что тебя бьют. Мы на входе... Очнулся Андрей в обезьяннике и долго не мог определить, где находится. — Спас, как себя чувствуешь? — Спросил Антон с соседних нар. — Превосходно... А как мы здесь оказались? — А как, по-твоему, попадают в КПЗ? — Вопросом на вопрос ответил Забелин. — Мелкое хулиганство, которое, по словам торгашей, спровоцировали мы ... Митька на допросе у ментов, дает показания. — А Санька где? — Санька уже, наверное, в деревне. Я ему сказал, чтобы драпал со всех ног. Какой резон, если бы мы все здесь оказались? — А Брынза? — Вон, на полу дрыхнет. Он час назад у ментов был. Сказал, что бьют сносно, терпеть можно. Он им ничего не сказал. — А что он должен был сказать? — Да фиг его знает. Что-то, значит, должен... Ты мне вот что скажи, Спас. Какого черта ты из себя фашиста корчил? Какой, к чертовой матери, из тебя фашист? — Судя по тому, как ломит тело, превосходный. Станиславский бы поверил. — Что еще за Станиславский? — Спросил Забелин. — Да так, деятель один. А если серьезно, то я рад, что так все вышло. Могло быть и хуже. — Что может быть хуже? Сидим в «телевизоре», ты избит, вечером нас хватятся, праздник пропустим. Может, еще чего добавить? — Занервничал Забелин. — Сидим за дело, я в прекрасной форме, почти все долги отдали, не допустили бойни, и утром, ну, максимум в обед, нас выпустят, — отчеканил Спасский и расхо­ хотался. Проснулся Брынза и подсел к парням. Продрав глаза, заметил: — Зашибись жизня. Когда все смеются, ты, Спас, мрачнее тучи сидишь. А сей­ час плакать надо, а ты ржешь. Что к чему?