Сибирские огни, 2006, № 11
АЛЕКСЕЙ ЛЕСНЯНСКИЙ ЛОМКА 2 Митька Белов проснулся по-деревенски рано. Отец с матерью уже собирались на птичник. Голова у Митьки гудела от полученного в драке удара. Он не помнил, как и где его вчера заработал. Смутно припоминал, что был в первых рядах атакующих, потом вспышка, потом катался по земле, не помня себя от боли, затем провал, и кто- то ночью, вроде бы Сага, отводил его домой. Что-то стягивало череп. Прикоснув шись к голове, Митька нащупал повязку, подошел к зеркалу и обнаружил рукав белой рубахи, пропитанный кровью. — Хэ, как на войне прямо, — сказал он вслух. В комнату вошла мать и увидела стоявшего у зеркала парня. — Батюшки! Отец, ты погляди на него, иди, посмотри на своего оглоеда. Опять дрался и напился ведь, наверняка напился, сволочь! Куда тебя черти вечно заносят, горе ты луковое? Отец, чтобы не принизить свой авторитет, сразу не откликнулся, молча доел завт рак и перед самым уходом, грозно насупив черные густые брови, начал допрос. — Подсинцы? — Бросил с порога. — Они, — потупившись, ответил Митька. — Кто кого? — Продолжил отец. — Да вроде мы, батя. — Пил вчера? — Нет. Да не, ну, правда. — Врешь, собака. Зашибу. Мать в гроб загонишь со своими пьянками, паскуда такая. Чтоб к вечеру по хозяйству все сделал. Понял?— Подвел итог отец и, громыхая кирзовыми сапогами, вышел во двор. «Пронесло, — подумал Митька. — А ведь на моей стороне был. Сам дрался в свое время. В открытую сказать не может, н о ... эта ухмылка на лице. Я ведь не дурак, все вижу». Митька прошел в соседнюю комнату, где, мирно посапывая, спали два младших брата и сестра. — Подъем, черти! — во весь голос завопил Митька. Серега, второй по старшинству после Митьки, резко открыл глаза и немигаю щим взором уставился в потолок. Видя, что брат продолжает лежать и не предприни мает никаких попыток подняться с постели, старшой перешел от слов к действию, отвесив подзатыльник, по его мнению, средней степени тяжести. Серега быстро сел на кровать. Вцепившись обеими руками в металлическую сетку, нервно сплюнул. Со старшим братом, даже обладая неукротимым нравом, он никогда не решался связываться. Оставив Серегу наедине со злобой по поводу утреннего пробуждения, Митька подошел к семилетнему Олежке, сдернул с него одеяло, поднял за левую ногу и приготовился влепить затрещину, но потом, переполненный жалостью, решил огра ничиться легким щелчком по лбу. Олежка взвыл, трепыхнулся всем телом, вырвался из Митькиных рук и протяжно, вымученно заголосил, уткнувшись в подушку. — Позор! Как баба воешь, — сказал Митька. — Я тебе втулку на заднем колесе перебрал, подшипник заменил и все смазал, а ты воешь,— добавил он примиритель ным тоном. Олежка ныть перестал, одарил брата ненавистным взглядом и пошел к умываль нику. Аленка, единственная девчонка в доме, услышав возню братьев, тихонько вста ла и отправилась на кухню собирать на стол. Жевали молча, еще не померкла обида после утренней выходки старшего брата. Намазывая масло на хлеб, Митька первым решился начать разговор. — Ну, как мы вчера? — обратился он к сидящим за столом. — Да приезжий, гад, помешал. Всю малину нам изгадил... Кстати, это он тебе башку перевязал... пустоголовую, — невнятно из-за куска во рту пробормотал Се режка и, давясь, прыснул смехом. — Но-но, соблюдай субординацию, бродяга, а то махом отучу над старшими смеяться, — тоном лидера сказал Митька, а потом внезапно помутнел и взорвался
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2