Сибирские огни, 2006, № 11

вдруг ловишь себя на мысли, что ты там — на великой равнине и ничего не происхо­ дит ни над, ни перед, ни за тобой, только медленное движение, только скрип колёс, только тайная, где-то внутри тебя текущая музыка, только дух, воспаряющий ввысь вслед за неподвижными среди синевы коршунами... Духновский везёт нас на край района, на границу с Монголией, где между озё­ рами Зун-Торей и Барун-Торей (восточное и западное) на просторном и охраняе­ мом мысу живут те самые, спасённые от бойни, шесть сотен дзеренов. Всю дорогу наблюдаю по сторонам остатки глубоко эшелонированной (от Ки­ тая) оборонительной линии. По степи в шахматном порядке, на расстоянии километ­ ра или двух, расставлены могучие овальные доты, своим светло-серым бетонным панцирем они почти сливаются с даурской уже пожухлой травой. Стены этих мега- тонных черепах, наверное, не менее двух метров толщиной, бетон шёл на их пост­ ройку самой высшей марки, простоят они века, тоже через бездну времени превра- тясь в мегалиты, вот будет загадка для потомков — для каких культовых целей исполь­ зовались эти сооружения. А пока, думаю, лишь небольшой косметический ремонт и через день-два в них можно размещать войска, удерживая танкоопасное направле­ ние со стороны столь недалёкой Маньчжурии. * * * Воды Зун-Торея на треть заходят в Монголию. Мы с питерцем Николаем Коня­ евым совершили омовение, разоблачившись донага, температура ничего себе, вполне осенняя, около семи-восьми градусов, но и воздух не теплее, озеро обжигает, так что, выскочив на берег, ощущаешь разлив жара по жилам, вода мягкая, даже мыльная на ощупь и цвета дымного аметиста, вдали за уходящим на юг мысом озеро теряется в слепящем тумане. Очень много света и ветра. Буквально в километре от берега — стоянка известной на всю область чабанки Даримы Мечиковой. Она с десяток лет назад овдовела, осталась одна с многочислен­ ным семейством на руках, но не впала в отчаяние, не сложила руки, наоборот, при­ нялась трудиться с удвоенной энергией, привела в порядок хозяйство, заставила ра­ ботать детей, родственников, привлекла праздношатающихся русских мужичков- выпивох, и теперь слава о ней достигла Читы и даже столицы. Одеяла, спальные мешки, жилеты и подушки из верблюжьей шерсти, которые она шьет своими рука­ ми, уходят влёт, заказы поступают едва ли не каждую неделю, как ей удаётся мыть и вычёсывать шерсть, кроить, шить, управляться со стадами и семейством (только внуков уже двенадцать, все здоровы, сыты, учатся, работают) — остаётся загадкой. Ведь на стоянке даже электричества нет, если не считать аккумуляторов. — Дарима, — спрашиваю, — скажи по секрету, только честно, сколько у тебя овечек? — Ой, да зачем тебе знать, может, двести, может, триста... — Ну, скажи, я же не финансовый инспектор, завтра уеду. — Они там, далеко пасутся, я не считала. — А коровы? — И коровы есть. Ещё лошадей табун. — Что, и верблюдов имеешь? — Верблюдов нет. Из Монголии шерсть. — А где моешь? — Вот сама руками в озере и мою... В итоге выясняется, что только овец у неё две тысячи, коров не менее ста и лошадей около того. Духновский говорит, что если бы все так относились к жизни, к работе, к людям, за Россию можно было бы не волноваться. Уезжаю с тёплым сердцем. Увожу данную в подарок верблюжью жилетку с серебряными пуговицами, которая отныне будет согревать не только тело, но и душу — воспоминанием о великой бурятской женщине на самом краю империи. Вечной империи. * * * Что сказать... Дивная, загадочная, пологая во все стороны света земля. Как писал поэт древнего Китая Бо Цзюй-И: «У красот природы собственников нет. Степи принадлежат тому, кто любит степи». Чита-Новосибирск, октябрь 2006 г.