Сибирские огни, 2006, № 11
Подобный реликтовый бор в этих степных широтах есть только между Селен- гинском и Кяхтой. Как ни странно, и там он вырос далеко не случайно, в его глуби- нах-недрах сокрыты гигантские погребальные курганы более чем трёхсот хуннских царей-шаньюев. Духновский лихо ведёт свою «Волгу» по изрядно выбитой гравийке, то и дело уворачиваясь на скорости 100 км от выбоин и мелких луж. Он рассказывает, что бор — подлинное сокровище, на сотни вёрст леса нет и даже санитарные порубки обеспе чивают нужду района в деловой древесине. Но с начала нового тысячелетия здесь стоит невиданная засуха, даже акации и тополя в снегозаградительных посадках почти напрочь высохли, пожары стали сущим бедствием. Не далее как в прошлом году один местный житель с сыном отправился на рыбалку на Онон, погода была промозглая, осенняя, мужички развели костерок под крутым берегом, поставили сетку, сварили шурпу, поужинали и после поплыли уже по сумеркам проверять, в этот недобрый час ветер усилился, раздул костер, швырнул искры на сухую луговину и... пошло-поехало! Хоть от берега до леса было не менее двух километров, но пал, стремительно разраста ясь, хлынул огненным валом, подгоняемый ветром и в считанные минуты достиг бора. На ноги подняли всех — технику, людей, МЧС — однако так, что с пожаром не могли справиться много дней. Выгорели сотни гектаров, смотреть на целые массивы чёрных погибших деревьев жутковато и больно. А использовать лес, пока он ещё не сгнил на корню, не превратился в бурелом, не дают власти, всё в нашем прекрасном государ стве так устроено, что разрешение на чистку леса после пожара, все документы, все лицензии надо получать в Москве, за шесть тысяч километров. * * * На левом берегу у древних скал, которым поклоняются буряты, кучи мусора и битого стекла. Некуда деваться от человеческого присутствия даже в глухой степи на самой оконечности России. Молчат диковинные для этих мест каменные великаны, молчит превратившийся в исполинское изваяние старик-батыр, не пустил он захват чиков в незапамятные времена в изобильные свои степи, погиб, но не пропустил, а сегодня потомки растрепали по ветру былое богатство и былую доблесть. От берега выехали в степь, к знаменитой каменной чаше, чаше Чингисхана, гигантскому, одиноко стоящему мегалиту, отдалённо напоминающему своей фор мой то ли котёл, то ли чёрный лотос на циклопической подставке размером с опро кинутую юрту — Тогон-Шулун, как называют её буряты. Несомненно, что тяжело весность и архаичность её родом из глубочайшей древности, возможно даже из времён, граничащих с палеолитом. Ей поклонялись всегда, сколько существует в степи человек, на боку от миллионов прикосновений образовалась лунка, куда скла дывают нехитрые жертвоприношения: зерна злаков, кусочки масла или сыра, кто-то даже положил подушечку жвачки «Орбит». Чаша исцеляет, снимает грехи, если прой ти вокруг неё трижды по солнцу и после бросить к подножию камешек, предвари тельно зажатый в ладошке, почувствуешь прилив сил. К Чингисхану чаша имеет прямое отношение, где-то здесь неподалёку состоя лась его битва с побратимом и другом детства Джамухой, битва была долгой и кро вавой, в самый разгар сражения шею Чингиса пронзила шальная, на излёте, стрела. Рана была опасной, но его ближайший нукер сумел остановить кровь, после чего Чингиса очень бережно доставили к чаше, в которой в тот день стояла лужа воды, положили в эту целебную воду, напоили и дали покой. Буквально через несколько часов молодой хаган был уже здоров и полон сил. Самое невероятное, но засвидетельствованное в вековой народной памяти, это то, что чаша живёт своей особой жизнью, она движется, она наклоняется, как под солнух, стремится за светилом. Мегалитическая тарелка в течение веков то смотрит прямо в зенит, храня покой и подтверждая гармонию мира, то начинает крениться, как бы предупреждая людей о наступлении страшных катаклизмов и смутных вре мён. Если опасность миновала, чаша медленно возвращается в прежнее равновес ное положение. Сегодня она сильно накренена на восток. По легенде, если она опро кинется, то вскоре наступит конец времён. * * * Не устану дивиться этому соединению-слиянию жёлтого и синего, земли и неба, свободы и воздуха. Едем, едем, а всё ничего не меняется, мы как бы стоим на месте, а мир обтекает нас, поворачиваясь то туда, то сюда. Наверное только Павел Васильев в стихах да Антон Павлович Чехов в прозе сумели уловить эту долгую-долгую прон зительную ноту, это печальное и сладостное состояние души посредине пустой зем ли. Как Чехов смог угадать и передать это, непостижимо для меня, но, читая «Степь»,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2