Сибирские огни, 2006, № 11
присела с краешку стола и, когда был объявлен тост «за знакомство», тоже пригуби ла немножко. Закусили. Выпили по второй. Разговор пошел веселее. Дарья Тимофе евна, естественно, стала выспрашивать подробности о жизни сына, невестки и вну ков. Мне пришлось вкратце повторить примерно то, что я уже поведал Никифору. Но дед теперь ширинские новости слушал рассеянно и кивал жене, чтоб не уводила лишними вопросами от основной линии беседы, которую он развивал, все с боль шим вдохновением выдавая одну за другой истории из бывшей жизни. Оказалось, что Никифор Алексеевич в молодости, как и его брат, председательствовал в колхозе, притом — в соседнем селе Уджей, часто бывал в нашем Таскине и даже знал моего отца. Так что темы для общего разговора у нас множились на глазах. Когда первая бутылка была осушена, чуток заскучавший приятель, вынимая вторую, как бы мимоходом предложил: — А может, песню споем? На что дед Никифор, помахав отрицательно рукой, заметил: — Погоди! Она сама скажет! И стал продолжать свои житейские истории. Налили еще по «граммульке». Потом еще. Теперь это делали уже мы с Сашкой, чтобы не прерывать увлекательных былей разогретого хозяина. Несмотря на почтен ный возраст и углубленность в далекие воспоминания, дед Никифор в «граммульках» держался наравне с нами, не пропуская ни одной. А на наши все более прозрачные и настойчивые намеки, что пора бы, поди, и о песне вспомнить, отвечал неизменно: «Погоди! Она сама скажет». Или еще короче и строже: «Не гони — сама скажет!..» И только когда уже и во второй бутылке осталось всего ничего, и мы загрустили было, что вообще не слыхать нам заветных песен, Никифор Алексеевич вдруг обо рвал свой монолог на полуслове, откинулся на спинку стула, посмотрел на нас испы тующе, словно прикидывая наши возможности, потом снова склонился к столу и, подперев кулаком белую голову, затянул неожиданно громко и молодцевато: «При лужке, лужке, лужке, При знакомом по-о-ле...» Мы обрадованно подхватили, до вольно бойко подтянула баба Дарья, и у нас с первого захода получился приличный вокальный ансамбль. Вел дед Никифор. Одна песня кончалась — он тут же запевал другую, а мы, если знали ее, подпевали с умеренной силою, давая возможность ярче проявить себя нашему солисту; а если не знали, что бывало чаще, то просто тихонько подвывали, подмумыкивали. Но в таком случае активней начинала действовать Дарья Тимофе евна, чтобы не оставлять своего певуна в одиночестве. У нее тоже был неплохой голос, низковатый, грудной, но довольно приятный и выразительный. И она явно «от и до» знала репертуар благоверного. Там не было ни единой современной песни. Самые «молодые», наподобие «За лесом солнце воссияло...» или « О тец мой был природный пахарь...», относились к эпохе гражданской войны, но и то выдавали принадлежность к ней лишь отдельными строками про « шашку-лиходейку » да про «злых чехов», напавших на нас. Остальные сплошь были такие старинные, такие глубинные, каких не слыхивал и я, земляк седого певца, выросший в соседней дерев не. Или помнил лишь начальные строчки: «Поводьями ли да он правит, какровно по струне...», «В островах охотник круглый год гуляет. . . » , « Уродимой мамоньки доченька была...», «По-за лугом зеленэньким, по-за лугом...». Наконец, после одной из самых тягучих песен Никифор Алексеевич смолк, поси дел в раздумье, давая нам возможность глубже пережить изложенную в песне быль и боль, а потом подмигнул и тихо, даже с какой-то виноватой улыбкой, выдохнул: — Ну вот, она сама сказала... Приятель мой это понял по-своему, сунул руку в портфель, вынул третью пол литровку и с пристуком поставил на стол: — Пусть она еще скажет! — Да нет, парни, я — про песню. А это — просто гэсээм, горючка. На ней дальше не поедем, там уж, как говорится, ни песен, ни басен, — сказал дед устало. И сказал вовремя, ибо близилась полночь, шел двенадцатый час. Мы поднялись из-за стола, обнялись с Никифором Алексеевичем, как родные (песня ведь всегда роднит людей), и стали прощаться... 111 АЛЕКСАНДР ЩЕРБАКОВ фШ ОНА САМА СКАЖЕТ...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2