Сибирские огни, 2006, № 11
отмахивался — «погоди» да «потом» — и продолжал бесконечный разговор. Нако нец тетка не выдержала и, дождавшись первого зазора в плотных речах своего знаме нитого племянника, затянула удивительно молодым и сильным голосом: «Э -э то было давно-о, много л е т у ж прошло-о...» После первой строки сделала небольшую паузу, окинула гостей вопроситель ным взглядом, словно проверяя нашу реакцию на ее почин и одновременно пригла шая нас к песне, и затем — « Везя девицу трактом почтовым» — уже продолжила вместе с Виктором Петровичем, охотно поддержавшим ее точно в тон мягким, но звучным баритоном. Ну, а далее — « Круглолица была, словно тополь стройна» — подхватил я своим «вольным драматическим тенором», по шутливому определе нию знакомого солиста оперы, а на последней строке куплета — «Я накрыта пла точком шелковым» — довольно уверенно подтянул и Леонид Васильевич. Второй куплет мы пели уже вполне ладным квартетом и закончили его с таким накалом, что на словах про коней, мчавшихся «стрелой», «как несла их нечистая сила», даже стало позванивать в раме стекло, слабо прижатое гвоздиком к пазу. А когда дважды, по канону, повторили концовку о девице, которая спит « под этим холмом », « унеся нашу песню с собою», то в наступившей тишине, какая обычно венчает сердечное пение, я заметил, шутя, что, мол, зря Виктор Петрович пытался сдержать созревшую песню: «постой-погоди» — она сама прорвалась. И рассказал один «аналогичный случай». Байка пришлась к месту и была отмечена одобритель ным смехом литературных корифеев. Как-то, будучи в поселке Шира, что в Хакасии, в гостях у свояка Анатолия Али- ферова, механизатора, моряка по срочной службе, любившего попеть в застолье, услышал я, что любовь эту он воспринял от отца Никифора Алексеевича, изрядного певуна и настоящего знатока русских народных песен, живущего ныне в Новоси бирске. Мой интерес к нему подогрело и то, что он был братом первого председате ля нашего таскинского колхоза Александра Алиферова, любимца моих односельчан, погибшего на фронте. И вот, оказавшись в Новосибирске, у приятеля Сашки Галага- на, бывшего соседа по дому в Канске и тоже любителя народной песни, я за столом рассказал ему об этом «самородке» Никифоре. Приятель мой, скорый на решения (не зря когда-то ходил в комсомольских вожаках), тут же спросил: — Адрес знаешь? — Где-то в блокноте есть. — Тогда— поехали! И мы действительно, прихватив водки, чего-то еще, тотчас направились к Ники фору Алексеевичу. Быстро отыскали типовую квартиру в типовой многоэтажке на берегу Оби, позвонили. Дверь открыл сухопарый старик, седой, как лунь, но глаза живые, с хитринкой: — Кого Бог дал? Я начал сбивчиво объяснять, кто мы такие и зачем пожаловали, но дед оборвал меня на полуслове: — Проходите! А там разберемся, может, и до песен дойдем. Мы вошли. Дед предложил нам раздеться, а рыхловатой старухе в темном плат ке, выглянувшей из кухни, дал команду: — Сгоноши закусить, Дарья. Это гости из нашенских мест, посланцы от сына Анатолия. Хозяин усадил нас в светлой комнате, которую назвал «горницей» по старой деревенской привычке, сам сел рядом. Он оказался довольно словоохотливым чело веком, и разговор потек сам собой — о дорогих ему подсаянских краях, каратузских и ширинских, о родне, о «нонешном» житье да бытье... А жена Дарья Тимофеевна между тем молча поставила на стол довольно щедрую закуску — огурцы и помидо ры, сало, колбасу и пирожки с капустой, и даже горячую картошку, томленую с мясом... Сашка достал из портфеля первую бутылку. Хозяин, не прерывая очеред ного повествования из «старины», наполнил четыре рюмки и пригласил жену. Она 110
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2