Сибирские огни, 2006, № 11

ВИКТОРИЯ ИЗМАЙЛОВА САДЫ И СТАДА И он кого-то прижимает к больной груди. И телеграмму принимает: «Не уходи!» Уж стольким он мирам и расам в ответ молчал. Хоть понимаешь, сколько раз он нам отвечал? Чем мы ему милы и люты?! Вздохни! Пройми! Козявки эти Абсолюты! Поди, пойми! Нет, кто-то есть— на смех, на вырост— для низших каст! И друг предаст, и сердце — выдаст, Он — не предаст! Или Единственный, Всевышний столь милосерд, Что задыхается, но дышит за тех, кто сер. Как я тяну и пеленаю, былинчик мой. Я имени Его не знаю. Пойдем домой. * * * На рубахе прореха, черствый хлеб в узелке. Три волшебных ореха не плывут по реке. Вижу вербы метелку, облака, островки. Год за годом без толку я брожу вдоль реки. Три волшебных ореха в колыбели воды — Без изъяна, огреха золотые плоды, Под защитой непрочной слюдяной кожуры Ядер снежно-молочных неземные дары. Я бродяга, я грешник без царя в голове, Не растет здесь орешник, неуютно траве, Побираюсь, тоскую у господских дворов. Я давно не взыскую искрометных даров. Не чета гордым воинам, не герой-паладин. Мне лишь видеть довольно пусть хотя бы один, Пусть хоть били б жестоко, даже насмерть, под смех, Пусть — далеко-далеко, но — волшебный орех! Чтобы вёрсты не мерить и Судьбе не пенять, Мне довольно поверить и взаправду понять, — За неведомой далью в чужеземном лесу Блещет таволга сталью на озерном плесу, Слышны тайные клики, звон нездешних мечей, Из камней среброликих бьет упрямый ручей, Со слезами не смешан, Высшей силой храним. Девять дивных орешин наклонились над ним. 98 В нем под ласкою меха мотыльковой пурги Мириады орехов оставляют круги,