Сибирские огни, 2004, № 2

СВЕТЛАНА БОРМИНСКАЯ ЦЫГАНОЧКА С ВЫХОДОМ И меня тянет, как к обрыву, с которого можно упасть на острые камни и никако­ го любопытства больше никогда не возникнет в моей пустой как шар голове. Мещ тянет рассмотреть это — нечто. И в этот раз— словно кто-то толкнул меня следом— разглядеть!!! Я отважилась и попыталась обогнать серого человека с прижатьи® ушами и исхудалой шеей. Он закурил на ходу и обернулся, ударив меня взглядом, меня — отбросило, і схватила пачку собачьего корма с лотка на обочине и стала рассматривать. В глазщ моих была в тот момент— радуга, и видела я только свои вспотевшие пальцы. — Покупайте, дамочка, — посоветовал мне дед, продававший корма. — Дли догов самая сласть. Дог у тебя? — Дог у тебя! — повторил мой рот, я положила пакет на место и огляделась. Тот человек исчез. 28 июня, ПЯТНИЦА Если бы Анна Львовна не взяла на себя обременительную по моему тогдашне­ му состоянию обязанность —;ходить каждое утро на молочную кухню, может быть Глафира не была бы такой здоровой, как сегодня. И еще у меня что-то случилось с грудью, она начала болеть... Но тогда я металась между изолятором временного содержания и прокурату­ рой, и только прибегала перекусить и взглянуть на Глафиру. Я ничего не добилась, мужа не увидела, на адвоката нужна была уйма денег« только через пять дней, в пятницу, я опять вспомнила, у меня же есть родная душа на шестом этаже — Таня Дубинина. Не знаю, как такое могло произойти, но я про нее забыла, совершенно забыла! — Господи! Да я же у Таньки не была! — вскочила я. — А ее и не видно, — из кухни высунулась Анна Львовна с Глафирой в руках. Отчего старики и младенцы так любимы друг другом? — Теть Ань, я сейчас сбегаю?— спросила я и взглянула на старуху, но держала она Глафиру, как подобает, на ногах стояла ровно и улыбалась. Собаки бегали по улице и взлаивали где-то в районе старой котельной. — Ну-у-у, — недовольно протянула Анна Львовна. — Не сидится тебе, разве она тебе кто?.. — сказала голосом полным ревности бабушка Князева, чему я в то время радовалась, ведь это невозможное дело в наше злое время, чтобы чужо» человек пустил тебя в свой дом и разрешил жить. И кормил. И глядел на тебя, будто всю жизнь тебя ждал. «Не переживай, жизнь не преподнесла тебе ничего нового, все по-прежнему. Ты— одна и никому не нужна, жена убийцы»,— отходя от двери Тани Дубининой за которой играла музыка, но мне не спешили открывать, подошла к лифту и рефлекторно оберну­ лась. Музыка затихла, и мне показалось, я услышала голоса за дверью и... плач? К тому дню, видимо, я совершенно потеряла самое главное для человека — инстинкт самосохранения и вернулась, подошла к двери 54 квартиры... В общем, и стала стучать по двери кулаком и вдобавок вопить: — Тань, открой! Слышишь, Тань! Мне так плохо, Танька-а-а! .. Дверь, стукнув меня по лбу, открылась, и я подавилась кислородом: — А вы, что тут делаете?.. А где Таня?— лепеча, я заглянула через его локоть і прихожую, но там не было ни души. А он посмотрел с улыбкой, от которой у меня заболело сердце, и сказал: — Цыпочка, Тани нет, иди отсюда. И я пошла по лестнице вниз, не дожидаясь старого образца сетчатый лифт. Двері мне открыл тот самый человек, который вчера шел по улице Ленина, и меня чуть не стошнило от страха, глядя на него. А-а-а!.. В это трудно поверить, но если вам встре­ чались люди, внушающие ужас, вы с ходу поймете, о чем я ... Что он делал в квартире Тани Дубининой, почему раскрыл дверь? Он?! А не Таня, ее мама, и ведь там должен был быть Танькин муж, который приехал из Крас-