Сибирские огни, 2004, № 2
СВЕТЛАНА БОРМИНСКАЯ 5 ЦЫГАНОЧКА С ВЫХОДОМ — А дверь? Дверь и правда представляла собой печальное зрелище и висела лишь на одной нижней петле. — Давай, Наташ, мы ее приставим чуть-чуть? Ты берись за край, и я за край. У меня после родов болело все, чем я воспользовалась, чтобы выносить и пода рить этому миру такую замечательную девочку, но оставлять дверь в таком состоя нии было просто непростительно: мало ли кто мог пройти наверх, пусть и в третьем часу ночи. — Две калеки, ты да я, — пошутила Анна Львовна, когда мы, наконец, обливаясь потом, поставили дверное полотно на место. — Включай свет! — А как же? — опешила я. — Так без света ничего не видно! — махнула рукой Анна Львовна. — Включай! И я включила. Длинный обшарпанный коридор, обои, которых теперь уж не печатают, сто птанная обувь в углу, и на вешалке чужие вещи от съехавших жильцов, тряпки, кото рые не жаль было забыть. — Ну што, б ...!— вдруг поднял голову и обвел нас злющими глазами Винников. — Што-о-о?! Давай, чоль, штаны снимай! Я вздрогнула, а Анна Львовна вздохнула и, накрыв половиком Льва Винникова, погладила его по лысой башке. — Спасибо, мать! — поблагодарил за половик шофер-ас, закутался и задышал, как во сне. — До времени, — поморщилась Анна Львовна, и мы сделали по шагу. — Посадили твоего, а те-то куца делись — Мазут с Саркисом? И бабы? Наташа? Я их и не видела больше, всю неделю в окно гляжу. Может их тоже?.. Что-что?— я зашла в комнату и встала у порога— все наши нехитрые вещич ки валялись по полу. Кто же это все тут порвал? — поднимая разорванные и сваленные в кучу памперсы, смятые пеленки, распашонки в пакете, дошла до окна Анна Львовна. Майки, трусики, носки под ногами, мой единственный шелковый платок — нежно синий с белыми гиацинтами под столом, словно об него кто-то вытер ноги -Д а -а ... — Вот— видите?.. Сваленная на пол одежда, распоротая подушка, разрубленный диван и мягкая его в цветочках плоть с пружинами, выдвинутые ящики в комоде, разбитое зеркало на полу, вывернутые карманы всех наших вещей, не осталось ничего целого и нетро нутого. Ничего. Все было кем-то схвачено, прощупано, рассмотрено и потом кину то, как мусор в общую кучу. — Что-то я не пойму... — Ия... Не он! показала, как дирижер на оркестр, на кучу рваных вещей Князева. Если ему что-то было нужно, он и так знал, где искать, — кивнула я. Все, не порванное и целое — белье и обувь — поместились в две простыни. Все забирай! Чтобы больше сюда ни ногой!— убирая с лица растрепанные волосы, командовала Князева, — Что-то я утомилась. Платок не бери, все равно не отстирается!.. В другие комнаты не пойдем? — деловито спросила она. Там ничего нашего нет, быстро сказала я, меня замутило при мысли о чужих комнатах. — Пойдемте отсюда быстрей! — Ну, пойдем! Мы схватили по узлу и потащили их в прихожую — там храпел сквозь половик шофер Винников, около него образовалась лужица, и пришлось поднять узлы повыше, когда мы перешагивали через него. Дверь снова упала, и когда мы вернулись ее закрыть, были ошеломлены здоровущим задом, который надвигался на нас из 36 квартиры. Здравствуйте! сказал зад, мы попятились, на нас вывернув шею, смотрела Тамара Винникова, которая тащила за шкирку из чужой квартиры своего храпящего супруга. Домой, в семью.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2